…потому, что он — красивый, и пусть я привыкла ценить в людях прежде всего душу, телесная красота тоже важна…
И совсем уже не к месту вспоминаются наши поцелуи. Вкус его губ, горячие объятия…
Ужасно! Как я могу думать о таком? После всего, что он со мной сделал?
Стыдно. Просто невыносимо стыдно, чувствую, как краснею густо-густо, хочется просто сгореть на месте. Хвала всем богам, маг не может прочесть мои мысли!
— Ну, как хотите. Все равно спасибо за помощь, — он берется нарезать бинт, а я веду себя как полная дурочка, потому что от теплоты в его голосе и этого «спасибо» снова таю и бросаюсь помогать.
— О, женщины, — бормочет он, прикрыв глаза.
— Так при чем здесь Джанис? — спрашиваю я, чтобы отвлечься от непристойных мыслей
— Он разбирается в магии жизни.
— А вы?
— А я — нет. Не дано.
— Но я помню… — воспоминание добавляет смущения, а я и без того чувствую себя ужасно неловко. — Тогда, в Анварии… вы меня лечили.
Впервые, вспоминая тот проклятый трактир, я думаю не о том, как Элвин надел ошейник утром, но о том, как он заботился обо мне вечером.
Бочка с теплой водой. Исцеляющие прикосновения. Мазь от синяков, которую он достал у трактирщика. Объятия, прогоняющие кошмары.
Я так старалась не думать ни о чем кроме своего унижения. Не вспоминать. Не возвращаться. Думать только про свою обиду и ненависть.
Так было легче.
А сейчас вдруг приходит запоздалая благодарность. За поддержку и помощь. И за то, что Элвин ни разу не напомнил мне о том вечере.
Поэтому я и помогла ему сейчас. Это — как возвращение долга.
— Ну, вот только это и могу, — он разводит руками. — Ты куда?
— Вылить воду.
— Да ну брось! — маг ловит меня за руку и заставляет опуститься рядом с ним на заляпанный кровью диван. — Посиди со мной.
И я остаюсь.
Вечер укутывает город шерстяным одеялом, а мы сидим рядом и говорим. В комнате смеркается, и в зрячей темноте Изнанки проступают контуры предметов.
Без света уютней.
Мы сидим рядом, близко-близко, Элвин сжимает мою руку. Я почти могу слышать его дыхание, ощущать лихорадочный жар его тела. От этой близости по коже бегут мурашки, но сумерки скрывают мое смущение.
Темнота обманчива. Голос мага вдруг теряет привычные насмешливые интонации, становится то серьезным, то проникновенным, то грустным. И мне уже не хочется поминутно обижаться и ненавидеть его.
— Что с тобой случилось?
— Ты про царапину?
— Да.
— Напоминание от жизни не быть идиотом и использовать щиты. Раз уж собрался охотиться на культистов.
— Это они?
— Скорее всего. Точно не знаю. Я случайно пришиб того парня.
— А разве ты не можешь… — я заминаюсь. Страшно даже произнести это.