Хруст лежал на операционном столе и смотрел в бестеневую лампу, новую нашу отличную лампу, в которую можно было смотреться, как в зеркало в комнате смеха. Но он не смеялся. Скучал. Докапывала ампула крови. Лицо Хруста было уже даже не розовое, а просто красное. Наверное, поднялась температура, как часто бывает после массивной травмы. Тянуть больше не стоило. Я поглядел на часы. В десять начнем, значит, примерно через пять часов после случившегося. Можно бы и пораньше, но я не хотел торопиться — все же тут был небольшой шок.
— Ну, что, доктор, скоро? — со вздохом спросил Хруст. Славно он ждал не операции, а поезда.
— Устал?
— Надоело лежать. И жарко.
— Сейчас начнем. Не боишься?
— А чего бояться? — Он улыбнулся. — Двум смертям не бывать, а одной не миновать. — Сказывалось, конечно, и действие наркотиков.
До прихода Кемалыча и Антонины я успел заполнить историю болезни Хруста, а потом пошел мыться.
Нина, приготовив все для операции и наркоза, уже в стерильном халате, стояла в дверях операционной, сложив перед собой маленькие руки в перчатках, и смотрела, как я бултыхаюсь в растворе нашатыря.
— Поужинали вы хоть? — подозрительно прищуривая глазки, спросила она. — Нет, наверное.
Нина кокетничает со мной с первых дней, как я здесь появился. Уже пять лет. За это время она здорово сдала — на лбу появились морщинки, в черных волосах — проседь. Только светлые глаза все еще юны. Да, нелегкая это для женщины работа — операционная сестра.
— Поужинал, Ниночка.
Пришли Кемалыч и Антонина.
— Начинайте наркоз, Антонина Владимировна. Мойся, Валера.
Наркоз и операция прошли нормально.
— Вроде все так и было, — с удовлетворением сказал я, смазывая йодом зашитую рану на бедре. Это очень приятное чувство — ощущение удачно завершенного дела. Очень приятное.
Часы в операционной показывали полночь, но я не чувствовал усталости.
— Владимир Михайлович, — тихо за моей спиной сказала Матильда Ивановна, санитарка операционного блока. Она всегда говорит тихо. И очень учтиво. И мягко. Славная такая пожилая немка. Она говорит: «Михайлёвич».
— Ну что, Матильда Ивановна? Из приемного?
— Да. Осьтрий аппендицит. Уже польчаса.
— Вот и отлично. Не будем размываться. Передайте, что скоро придет Антонина Владимировна… Хруст уже, кажется, просыпается?
— Да-а… — протянула Антонина.
И все же наркоз она дает хорошо. Правда, если все идет хорошо. А если бы нет? Ох, с нею всегда чувствуешь себя, как на острие ножа. Но не тащить же было ночью Николая! Он все же завтра дежурит.
— Сходите, пожалуйста, в приемный.
— Хорошо…
Хруст, просыпаясь, улыбался, морщился, бормотал что-то. Я отметил у него небольшую одышку. После наркоза, наверное.