Постояв так некоторое время, я направился к группе рыбаков возле костерка. Они, прервав свою беседу, с любопытством посмотрели на меня.
— День добрый и хорошего вам улова! — сказал я. — А что здесь водится-то? Киты есть?
— Все есть, даже утопленники, — засмеялся один из них, с рябым лицом. — Рыбки хотите купить?
— Окуньков, пожалуй, взял бы, — согласился я. — Штучек десять.
— Как раз для вас и приплыли. — Рябой ушел в дом и вскоре вышел оттуда с ведерком. — Забирайте. Тару только потом не забудьте вернуть. Вы ведь внук Арсения?
— Да, — ответил я, расплачиваясь. — А вы его хорошо знали?
— Кто ж его не знал! Он тут всех лечил. Особливо нас, кто, почитай, весь день в сырости проводит. А вы тоже знахарствуете? Или так, баловством пробавляетесь?..
— Боюсь, что только «пробавляюсь».
— Жаль, жаль… Мы-то думали: вот, внук на смену деду приехал. Значит, оборвалась ниточка, закончилось его мастерство вместе со смертью.
Впервые я почувствовал какой-то стыд от того, что столь глупо транжирил время, вместо того чтобы хоть чему-то научиться у своего деда. Не за теми сокровищами гонялся. А овладей я его знаниями, так, наверное, и меня почитали бы, как его самого. А так кто я? Актеришка, мое место в буфете. Чтобы скрыть свое смущение, я поинтересовался:
— Где обнаружили его тело?
— Вон в тех камышах, — показал рукой один из рыбаков. — Мой брат, Валентин, наткнулся. Пошел ранним утром, извиняюсь, по нужде и углядел. Валька сейчас в городе, вам бы с ним потолковать надо.
— Обязательно.
— Как вернется, я его к вам пошлю.
— А как он… выглядел?
— Ну как выглядят утопленники, — вмешался рябой. — Полежи недельки три в воде, так и узнаешь… Лицо у него было сильно попорчено. Раки да окуни — самый первый враг для утопших.
Я невольно поглядел на плескавшихся в моем ведерке окуньков.
— Его с трудом-то и распознали, — продолжил между тем рябой. — Если бы не перстень на пальце…
— Какой перстень?
— Серебряный такой, с печаткой. Он его на указательном пальце носил.
Я вспомнил: да, был такой перстень у деда, он с ним никогда не расставался, говорил, что даже снять его не может. Фамильный. Достался от его отца, моего прадеда. Помню даже, что в последнюю нашу встречу он сказал, что оставит его после смерти мне, как единственному продолжателю рода. Намекал, что перстень этот заколдован, обладает магической силой. Я тогда как-то неумно посмеялся над ним, из-за чего он, кажется, втайне обиделся.
— И где сейчас этот перстень?
Рыбаки переглянулись, пожали плечами.
— Так ведь… его так и похоронили с ним. Да и зачем снимать? Грех это.