— Тебе бы встретить ее пораньше, — сказал Макэлпин.
— Увы. Она устроилась к нам в агентство машинисткой, и я сразу ее заметил. В ней ведь шика нет, верно? Обратил внимание? Но столько женственности. Совсем неважно, во что она там одета. Мне кажется, у нас ее все любят. Едва она войдет, начинают сиять. А мы ведь знаешь, народ прожженный, тертый. И отчего так? Сам не пойму. Наверно, приятно снова почувствовать себя молодым. Наш сердцеед Фред Лалли за ней ударяет. Мы предложили ему крупное пари, что он останется с носом.
— Зачем же вы ее так унижаете?
— Хотим его проучить.
— Но ведь вы тем самым толкаете к нему эту девушку.
— Пусть попробует толкнется, она его так отошьет.
— Чак, ты влюблен в нее?
— Не говори глупостей. На этих делах я давно поставил крест. Просто мне с ней приятно, вот и все.
Еще никогда за все время своей дружбы они не чувствовали, что так близки друг другу. Допив коктейль, они оделись и вышли. Снег все падал, он устлал пушистым слоем землю, выбелил пальто и шляпы прохожих. Ровный белый покров снега на мостовой спрятал следы девушки, и нельзя было догадаться, в какую сторону она пошла.
— А ведь будет метель, — сказал Фоли.
— Самая настоящая, — кивнул Макэлпин. — Ты заметил, у Пегги нет ботиков. Только легкие туфельки. По такому снегу…
Чуть заметно улыбаясь, Фоли спросил:
— А ведь я был прав, а, Джим?
— Необычная девушка… Мне кажется, я тебя понимаю.
— Я знал, что ты поймешь, — сказал Фоли.
На улице они некоторое время постояли у входа, не спеша расстаться с радостным и ясным впечатлением, связавшим их в этот вечер. Вскоре у обоих на полях шляп забелели снеговые венчики.
— Боже мой, опоздал! — спохватился Макэлпин. — Вот ужас-то!
— Это же в двух шагах, Джим.
— Ты не пойдешь со мной?
— Нет, я сейчас отправляюсь в «Клуб трепачей».
— Куда, куда?
— В ресторан «Шалэ», это внизу, возле Дорчестер, — с усмешкой пояснил Фоли. — Там я пью всерьез. Пока, Джим.
— До завтра, — сказал Макэлпин и торопливо направился в студию.
«Что за непростительная рассеянность», — досадовал он на себя, пока лифт неторопливо тащился на третий этаж. Украдкой заглянув в дверь большой студии, он увидел, что опоздал. Оркестранты уже укладывали инструменты. Несколько музыкантов и трое членов Молодежной Лиги разговаривали с Кэтрин. Она стояла, накинув на плечи шубу, в высокой бобровой шапочке и из-за этого казалась выше всех в студии. Белобрысый режиссер в зеленой рубашке и ботинках на каблуках вылез из своей кабины, чтобы поздравить Кэтрин с удачным выступлением. «Расскажу ей об этой странной девушке, — решил про себя Макэлпин, в некотором смущении останавливаясь на пороге, — и о Фоли, о том, как он ею очарован. Ей, верно, будет интересно». Потом Кэтрин увидела его, и он прочел в ее глазах обиду.