Наша закалка продолжается. Мы постепенно привыкаем к ограничениям и учимся жить вполсилы. Но все-таки явно сдаем, хотя сами себе в этом не признаемся. От нашей прежней живости не осталось и следа. Если раньше мы ходили бодрым шагом, то теперь еле-еле плетемся. Легкая танцующая походка уступила место тяжелому шарканью. Я не говорю, что мы пали духом, но жизнь в постоянном напряжении все-таки сказывается и на нас. Светлое время суток коротко, но дни все равно тянутся долго и похожи один на другой. В восемь тридцать мы встречаемся за длинным столом, греем руки о чайники и беседуем с той наигранной бодростью, которая отличает как случайных попутчиков, так и тех, кто привык проводить утро в молчании.
В первый день, когда я спустилась на завтрак, все были уже в сборе. Я заметила, что мои спутники очень бледны.
— Что случилось? — не удержавшись, спросила я, хотя, возможно, это прозвучало бестактно.
С преувеличенной бодростью они заверили меня, что ничего особенного не произошло. Разве может что-нибудь стрястись в Советской России! Но стоило мне сесть за стол, я догадалась, в чем дело. Отодвинув предназначавшиеся мне четыре яйца (в нынешних обстоятельствах они могут себе позволить не скупиться на яйца[13]), я предпочла позавтракать бутербродом с сыром и неизменным чаем — хотя чаем это можно назвать лишь из вежливости.
Каждое утро повторяется одно и то же. Кто-нибудь — в надежде на лучшее — отваживается разбить свое яйцо, а мы все стараемся смотреть в другую сторону. Но сыр удивительно питательный — или достаточно питательный, по крайней мере его хватает, чтобы насытить ту малую часть нашего организма, которая еще нуждается в пище.
Но все же питаться необходимо, ведь нам нужны силы для осмотра достопримечательностей, который начинается сразу после завтрака и продолжается до четырех, а то и полпятого вечера. Потом мы уныло плетемся в отель на обед: суп, котлеты, картошка и водянистое мороженое — вот наше постоянное меню. Но и оно — королевское пиршество в сравнении с рационом обыкновенных русских, так что мы стараемся проявлять стойкость и не смеем произнести ни единой жалобы. Однажды, когда кто-то, забывшись, высокомерно потребовал масла, вся группа выказала ему столь гневное осуждение, что нашей страстности хватило бы на основание новой религии. Однако вы далеко, и вам я могу признаться, что частенько мечтаю: вот бы иметь луженый желудок, или пусть для меня, как для автомобилей Форда, выпускают запасные детали.
После обеда нам позволяют отдохнуть минут пятнадцать, а порой даже полчаса. Потом мы вновь отправляемся в путь и возвращаемся в отель только к полночному ужину: что-то вроде рыбы и,