[14], горячие булочки с крестом на корочке! Так что у нас каждый вечер — как бы утро Великой Пятницы
[15].
Некоторые женщины, члены партии, наученные опытом предыдущих поездок в Россию, по утрам заваривают чай в термосах и берут их вместе с плитками шоколада, чтобы потчевать нас в течение дня, — без этого мы бы просто не смогли продолжать наше путешествие. Однако презрение, с которым смотрят на нас гиды, когда наши спасительницы робко достают свои запасы, заставляет стынуть буржуазное варево, превращает шоколад в горечь и враз умеряет аппетит. Как бы нам хотелось спрятаться в укромном местечке от этих взглядов и мирно вкусить подбадривающего напитка, но в России нет укромных местечек. Так что приходится выбирать: либо подкрепляйся прилюдно во время короткой остановки на маневре, либо падай в походе в голодный обморок. Наши железно-стойкие гиды, конечно, не позволяют себе подобных слабостей. Пожалуй, если придется выбирать, я предпочту обморок — это во сто крат достойнее. Конечно, даже в этом случае не стоит рассчитывать на сочувствие — в России заблудших овец втаптывают в грязь. Слабым утешением может служить лишь то, что презрение русских будет обращено на ваши физические недостатки, а не на ваши принципы.
Принципы — вот это слово! Оно звенит в ушах каждую минуту. Без принципов вы в России все равно что покойник. Зато, усвоив советские принципы, можете быть сколь угодно беспринципны. Я так устала от этого слова, хорошо, что не прихватила с собой револьвер...
Сегодня 3. водил меня смотреть Рембрандта в Эрмитаж, наполовину освещенный дневным светом, наполовину электрическим. Я увидела старшего брата мальчика из Дублинской Национальной галереи, а возможно, это был он сам, только постарше: изгиб губ тверже, взгляд серьезнее и значительнее. Вот чего не хватает в России — личного во взгляде! Повсюду тут встречаешь лица застывшие и невыразительные, а глаза стеклянные и пустые. И опасные тоже: под влиянием настроения — жестокого или фанатичного — они способны на что угодно. Как хочется видеть личности, а не личины — эти многократно тиражированные советские маски!
В день нашего отъезда из Ленинграда пошел снег. Провожая меня, Т. сунул мне в руку маленький мокрый комок. Развернув его, я обнаружила двести рублей. Я сразу представила, что держу на ладони дрожки и свежие овощи, но все же, пусть и не вполне искренне, попыталась вернуть деньги. Однако Т. беспечно возразил, что для него это лишь два фунта, ведь он живет и зарабатывает в России. Когда же я за два рубля купила на одной из станций горячий кофе, мои попутчики уставились на меня в ужасе: шесть шиллингов — за чашку кофе! Мнфтак хотелось сказать им, что это всего четыре пенса (да-да, такая относительность возможна в этом обмене по-эйнштейновски), но я обещала Т. ничего никому не рассказывать. Приняв его дар, я оказалась участницей черного рынка: мы с ним обманули