, тому даже разрешили сойти на берег и провезли (первым классом) вокруг стены автомобильного завода (который был закрыт), а потом доставили обратно на корабль. Но он ничего не смог рассказать нам о Нижнем. Кто же живет на священном холме?
Я так и знала! Нас надули. Мы побывали в «колхозе». Такая хитроумная и смешная шарада.
Рано утром к нашей гостинице подкатил шикарный автобус. В приподнятом настроении наша группа и новая переводчица, которая едва могла связать по-английски пару слов (видимо, решила, что учить язык — пустая трата времени), сели в него и отправились в путь. Мы уже отвыкли ездить в комфорте и теперь не могли скрыть своего ликования. Скорее всего, мы были похожи на группу еврейских коммерсантов, отправившихся на пикник. Автобус промчал нас по Москве, и мы, погрузившись в радостные размышления о лучших сроках посевной и урожаях, отправились в длинное-предлц^йюе путешествие к сердцу России. Мы обсуждали, сколько квадратных миль может вспахать трактор за час, и жаждали узнать очередные статистические выкладки.
Но, не проехав и получаса по пригородам Москвы, автобус вдруг остановился у небольшой ветхой деревушки. Гид собралась с духом и решительно изрекла по-английски:
— Пойдемте.
Пойдемте? Куда? Мы ведь торопимся в колхоз и не можем терять время зря!
— Это колхоз, — объявила она и махнула рукой в сторону грязной клячи, пасшейся на лугу, и горстки деревенских домишек.
Мы удивились, но рассудили, что ей лучше знать, и вышли из автобуса. Гид указала на самый дальний дом — «Там!» — и возглавила колонну. Мы парами двинулись за ней следом, а когда добрались до места, нас загнали в маленькую комнату, оказавшуюся конторой: несколько полок и два стула. И директор. Он говорил, не умолкая, почти час, время от времени сверяясь по большой потрепанной книге, которую, будь мы в любой другой стране, наверняка бы приняли за Библию. Мне даже показалось на миг, что мы присутствуем на религиозной службе какой-то запрещенной секты. Но — нет. Лекция закончилась, и настал черед гида переводить.
— Это место, произфодить тридцать три капусты ф год...
Мы изумленно переглядывались. Разве за это мы боролись? Тридцать три капусты!
— Лука дфе тысячи. Семь моркофи. Нитраты — нет, нету. Почфа, она хорошая. Да. Много рабуочих. Нет, они не едят капусту. Капуста — для государстфа.
Мы возроптали: это уже слишком! Даже Школьные Учителя это уразумели. Но гид не была идиоткой. Она еще немного побарахталась, но в конце концов поняла, что дело безнадежно и что учебник английского ее подвел. Заметив, что ситуация накаляется, она выкрикнула: