|
| He was unwrapping this precious treasure when Julia's page brought in a supper-tray on which the old Italian cook, who had served Gladys before the harsh, new mistress came, had placed such little delicacies as she considered her dear signorino might permit himself to eat without infringing the rules of the Church. | Старая кухарка-итальянка, служившая Глэдис до появления в доме новой, строгой хозяйки, уставила этот поднос всякими вкусными вещами, которые, как она полагала, дорогой синьорино мог бы съесть, не нарушая церковных обетов. |
| Arthur refused everything but a piece of bread; and the page, a nephew of Gibbons, lately arrived from England, grinned significantly as he carried out the tray. | Артур от всего отказался, за исключением кусочка хлеба; и слуга, племянник Гиббонса, недавно приехавший из Англии, многозначительно ухмыльнулся, уходя с подносом из комнаты. |
| He had already joined the Protestant camp in the servants' hall. | Он уже успел примкнуть к протестантскому лагерю на кухне. |
| Arthur went into the alcove and knelt down before the crucifix, trying to compose his mind to the proper attitude for prayer and meditation. | Артур вошел в альков и опустился на колени перед распятием, напрягая все силы, чтобы настроить себя на молитву и набожные размышления. |
| But this he found difficult to accomplish. | Но ему долго не удавалось это. |
| He had, as Thomas said, rather overdone the Lenten privations, and they had gone to his head like strong wine. | Он и в самом деле, как сказал Томас, слишком усердствовал в соблюдении поста. Лишения, которым он себя подвергал, действовали как крепкое вино. |
| Little quivers of excitement went down his back, and the crucifix swam in a misty cloud before his eyes. | По его спине пробежала легкая дрожь, распятие поплыло перед глазами, словно в тумане. |
| It was only after a long litany, mechanically repeated, that he succeeded in recalling his wandering imagination to the mystery of the Atonement. At last sheer physical weariness conquered the feverish agitation of his nerves, and he lay down to sleep in a calm and peaceful mood, free from all unquiet or disturbing thoughts. | Он произнес длинную молитву и только после этого мог сосредоточиться на тайне искупления Наконец крайняя физическая усталость одержала верх над нервным возбуждением, и он заснул со спокойной душой, свободной от тревожных и тяжелых дум. |