— Это будет сложно переварить… — пробормотал Дрейк. — А укусы откуда появились и когда?
— В день, когда моя волчица последний раз появилась во мне. Тогда я дала свое согласие стать его другом, всегда играть с ним и во всем его поддерживать. Вергилию нужны были метки на моем теле, которые говорили бы всем о его владении мной. В общем, мне позволили перекинуться в волчицу. Я думала, они разрешили мне побегать, а… — она собралась с силами, чтобы рассказать об этом, — на деле я стала добычей для Вергилия. Помню небольшого темного волка, словно тень пронесшегося сзади, и боль, сплошную боль по всему телу. Он кусал мою спину, Дрейк!
Мужчина сжал ее в крепких объятиях и поцеловал в волосы, укачивая, как ребенка, в руках. Амина увидела, как его грудь стала быстро покрываться волосами, а мышцы — раздуваться.
— Не злись, — сказала ему в губы девушка и мягко поцеловала, — не злись, мой прекрасный волк.
Мужчина зарычал, но остановил превращение. Его колотило, трясло так, что он сам за себя боялся. Эта волна гнева просто рвала Дрейка изнутри на части, запах крови ублюдка стоял в ноздрях, а желание сожрать его тело до последнего кусочка заставляло выть про себя.
— Есть и хорошие новости, — продолжила Амина. — Вергилий никогда не имел со мной сексуальных отношений. Он поклялся, что я для него только друг, самый родной человек, и он никогда не сделает этого против моей воли, а я своего согласия так и не дала за все эти годы. Мы росли вместе, я делала вид, что стала ему лучшим другом, но каждую ночь подушка промокала насквозь от моих слез, а успокоительные не успевали сменяться на моей тумбочке. Я сходила с ума, пока не привыкла к такой жизни.
— Когда появились рабы и крутая Амина?
— Когда Вергилию исполнилось двадцать, и он взял правление над Лунными Землями в свои руки. Тогда у меня уже не было сердца, оно захлебнулось кровью, которую качало, и умерло. Он начал вести активную политику рабского труда, превратил эти земли в сущий ад. И мне ничего не оставалось, кроме как подыгрывать «другу». Позже я втянулась и перестала сопротивляться, начиная получать удовольствие от жестокости. Но долго это не длилось. Ночами все так же я мечтала умереть, а днем — гримировала лицо. Кто знает, какой бы я стала, если бы не он…
Она не плакала, держалась стойко, но Дрейк видел, как в ее глубоких желтых глазах плескалась неутолимая печаль. Печаль по тому, чего уже никогда не будет.
— Теперь я с тобой, — сказал он, держа ее лицо в ладонях. — Я принял тебя такой, какая ты есть. Я люблю твои шрамы, твою душу, тебя всю. И даже позволю оставить на себе новые, если тебе это будет необходимо. Но знай, что больше ты не одна, больше тебе не будут сниться ночами кошмары, больше никакого грима на твоем лице. Ты согласна со мной?