Том 6. Расмус-бродяга (Линдгрен) - страница 33

Дома, в серой лачуге, не очень-то и заметно было, что Мэрит не стало. В одной кровати, где обычно спало трое детей, теперь осталось двое, это было не очень-то заметно.

И вот настало воскресенье, день похорон Мэрит.

Во главе процессии школьников шел Юнас Петтер со шведским флагом в руках. Было так жарко, что от берез на церковном холме поднимался пар, а весенние первоцветы и ландыши в кулачках детей поникли. Священник отер пот со лба и произнес слова утешения всем, кто оплакивал Мэрит. Конечно, многие плакали. Плакали ее отец и мать, и ее, маленькие, одетые в траур, братья и сестры, и учительница.

Отдельной стайкой стояли одноклассники Мэрит. «В долинах цветущих, прекрасных сердце покой обретет», — пели они звонкими голосами. Они тоже были опечалены тем, что Мэрит умерла.

Но когда все было кончено, они тут же — все вместе отправились к штабелю дров за школой, чтобы посмотреть на птичье гнездо, которое нашел там Юнас Петтер.

О! Гнездо было таким прелестным: в нем лежали пять маленьких нежно-голубых яичек. Льняные головы детей придвинулись друг к другу: всем хотелось получше разглядеть яички…

Да, потом они не очень-то и думали о Мэрит.

Дети остались дома одни. Вроде ничего плохого в этом не было. Им велено было сидеть в кухне за столом и вырезать елочные украшения из глянцевой бумаги. Мол, если проголодаются, в кладовой полно еды, наготовленной к Рождеству. И еще у них было целое блюдо с тянучками, замечательными светло-коричневыми тянучками в красивых бумажных формочках. В них было много миндаля, и он так вкусно застревал в зубах. Это твердое, липкое лакомство варили только на Рождество.

Маму беспокоило лишь одно:

— Смотрите, держите дверь запертой. Упаси Боже, не пустите в дом какого-нибудь бродягу.

Потому что в ту пору по дорогам бродило ужасно много бродяг. Бродяги были самые разные. Добрые и тихие, которые садились на стул, не проронив ни словечка. Болтливые бродяги, которые без устали выдумывали разные небылицы. Пьяницы, которые иной раз бывали в хорошем расположении духа, а иной раз хватались за нож. А еще — бродяги до того завшивленные, что маме приходилось после них сметать вшей со стула. Мама терпеть не могла бродяг, хотя всегда подавала им большой ломоть хлеба и кусок сала.

Но сейчас дети оставались дома одни.

— Не пускайте в дом бродяг, — были последние мамины слова перед тем, как она вышла из дома и уселась в сани, где папа уже давно сидел, еле сдерживая коней.