– Конечно, есть соседи, – продолжаю я. – Одна пожилая дама приходит к ней раз в неделю, чтобы проверить, достаточно ли осталось продуктов. Ей семьдесят пять, но она чувствует себя лучше, чем мама. Однако у каждого своя жизнь. Я не могу просить их заботиться о чужой им женщине.
У меня есть тетя, Валери. Она живет неподалеку, в Гриффите. Иногда она помогает. Думаю, ей теперь известно, что со мной случилось. Наверняка слышала от соседей или видела мою фотографию по телевизору. Надеюсь, она понимает, что мама осталась одна, и постарается как-то ей помочь.
Мама не знала, что я планирую поместить ее в дом инвалидов. Ей бы это не понравилось. Но ничего лучше я не могу для нее сделать. Это своего рода компромисс.
Конечно, не лучший. Дом инвалидов дерьмовое место. Никому не пожелаешь там оказаться. Но другого я не в состоянии предложить.
Беру с кресла куртку. Как же мне плохо. Я не смог позаботиться о собственной матери. Надеваю ботинки и прохожу к двери, даже не взглянув на девчонку, хотя едва не сбиваю ее с ног.
Она кладет руку мне на плечо.
– Идет снег, – говорит она.
Я рывком сбрасываю ее руку.
– Мало кому захочется погулять в такую погоду.
– Плевать.
Она берет на руки кота, чтобы тот не убежал.
– Воздухом хочу подышать, – бросаю я и выхожу, хлопнув дверью.
Сразу после Дня благодарения читаю о том, как одна женщина закрыла в микроволновке свою трехмесячную дочь, а другая перерезала горло дочери трех лет от роду. Как несправедлива жизнь. Почему Бог дал этим горе-матерям детей, а моего ребенка забрал? Неужели я хуже их?
Погода на праздник выдалась по-весеннему солнечной и теплой.
Пятница, суббота и воскресенье были почти такими же, хотя, когда мы уже доедали картофельное пюре, за окном появились признаки типично чикагской зимы. Метеорологи за несколько дней предупреждали нас о приближении метели, которая разразилась в четверг вечером. В магазинах почти не осталось воды в бутылках – люди готовились к предстоящему урагану; бог мой, можно подумать, это не зима, а атомная война.
Решаю воспользоваться теплой погодой и украсить дом. Настроение у меня далеко не праздничное, но все же я не отказываюсь от задуманного, в большей степени чтобы разогнать тоску и заполонившие голову мрачные мысли. И разумеется, без всякой надежды, что это как-то отвлечет Джеймса или меня саму. Я думаю, что Мия может вернуться именно к Рождеству и будет рада увидеть и елку, и светящиеся гирлянды, и знакомый с детства изрядно потрепанный чулок с вышитым ангелом. Раздается звонок в дверь, и я по привычке срываюсь с места с одной пульсирующей мыслью в голове: