Отрываюсь от миски и смотрю на нее. Глаза молят сказать хоть что-то, как-то отреагировать на ее внезапное откровение. Это поможет ей понять, почему она здесь? Почему она, а не ее стерва сестра? Почему не сам пронырливый судья? Она ждет ответа на все эти вопросы. В одну секунду все может измениться. Отношение к семье. Ее жизнь. Ее внутреннее состояние. Она зря так на меня смотрит, думая, что я знаю ответ. Неужели какой-то пропащий человек вроде меня поможет ей увидеть свет.
– Пять штук, – отвечаю я.
– Ты это о чем? – Это вовсе не то, что она ожидала услышать.
Резко встаю из-за стола, и стул падает на пол. Мои шаги гулко разносятся по дому. Ополаскиваю миску водой из-под крана. Роняю, и она прыгает в раковине.
– Пять штук, – повторяю я, повернувшись к ней. – Мне обещали пять штук.
Все дни проходят впустую. Ну и пусть.
Порой мне тяжело даже встать с постели, и, если я все же себя заставляю, первая моя мысль о Мии. Я просыпаюсь от рыданий среди ночи, и так день за днем. Я встаю и быстро бегу вниз, чтобы не разбудить Джеймса. Горе сжимает мое сердце каждую минуту. В продуктовом магазине, мне кажется, я вижу Мию, выбирающую крупы, и останавливаю себя в последнее мгновение, когда уже готова обнять совершенно незнакомую девушку. Позже, в машине, я буквально сама не своя, не могу выехать со стоянки почти час, все сижу и смотрю на входящих в магазин матерей с детьми: они держат малышей за руки, поднимают и сажают в тележки.
Несколько недель я вижу ее фотографию по телевизору рядом с фотороботом неизвестного мужчины. Я понимаю, в мире происходят и более важные вещи. То, что случилось со мной, одновременно и благословение, и проклятие. Репортеры становятся менее навязчивыми. Они уже не поджидают меня на стоянке, не следуют за мной по пятам. Желающие получить интервью, видимо, ушли в творческий отпуск; теперь я могу раздвинуть шторы без опасения увидеть на лужайке толпы журналистов. Но меня беспокоят их выводы и то, что они стали безразлично относиться к имени Мии Денннет, устали ждать, что им представится возможность выпустить статью с заголовком: «Мия Деннет вернулась домой» или, не дай бог, «Дочь Деннетов найдена мертвой». Тревога, что я могу никогда этого не узнать, надвигается на меня, как темная туча в зимний день. Я постоянно думаю о тех семьях, которые нашли дорогих им людей спустя десять или двадцать лет, и спрашиваю себя: такова ли и моя судьба?
Когда я устаю плакать, позволяю злости взять надо мной верх и разбиваю о стену фужеры из итальянского хрусталя, а когда они заканчиваются, сервиз, подаренный матерью Джеймса. Я кричу так, что, кажется, легкие сейчас разорвутся, удивляюсь, как могу издавать столь ужасные звуки.