Наши встречи в больничном парке мы старались проводить тайно. Тем более, несколько скамеечек располагалось в укромных уголках. Обговаривали все возможные варианты действий. А потом нас начали выписывать одного за одним. Первым вышел на волю МишаТаня. За ним приехали родители. Я наблюдал, как ему пришлось изображать из себя любящую дочь, скромницу, отличницу и будущую звезду медицины. Вскоре со свистом вылетел Жорка, и через два дня свободной птицей в ново — старую реальность я. Как я и предполагал, вся наша тройка полностью влетела в это время по родовым линиям. По непонятным причинам мы заняли тела наших родственников, которые погибли в войну. Танюшу в том варианте зверски замучили, изнасиловали каратели. То ли прибалты, то ли бандеровцы. Жорка, погибнет в начале войны, практически не успев выстрелить по врагу. Моя судьба мне тоже была известна. И от этих знаний нам было все же не по себе. Жить хочется всем, невзирая на времена и эпохи. Инстинкт самосохранения намертво вморожен в нашу генетику. Поэтому изменение первого печального варианта стало нашей главной задачей. Как говорится, жить захочешь, и не так раскорячишься. Смысл жизни в том, чтобы умереть молодым, но, как можно позже, хотя бы лет через сто.
Честно говоря, волновался. Хотя мы и научились за эти дни действовать в рамках прежних матриц личности, точнее говоря, чувствовать привычное поведение, и отображать. Но ляпы случались на каждом шагу. Не так просто было врасти в иные времена. Да и знания будущего давили. Войну, разумеется, все ждали. Но никто и предполагать не мог, что все пойдет совсем не так.
Почти все лето я провел у бабушки в небольшом поселке Светлом, что находился в сорока километрах от Смоленска. После войны от него остались лишь одни фундаменты, и ни одного жителя. Мой младший братишка и будущий отец Вовка оказался порядочным сорванцом. Пару раз за проказы я, исключительно по сыновьи, отвесил будущему моему предку, пару лещей. А нечего было в будущем меня за двойку ругать и за разбитое соседское окно. У меня после этого на всю жизнь, может быть, стресс приключился. Я, может, ночами с тех пор под себя писаю, и матом ругаюсь, когда выпью и закурю. Не могут родители воспитывать своих детей, ой не могут! Хотя порой мне психологически было не по себе. Тем не менее, согласно наставлениям прапорщика Будды, я сгреб известную часть мужского организма в горсть, и усиленно готовился. Бегал. Подтягивался. Отжимался. Развивался физически. Метал ножи. До опупения изучал немецкий язык. Копал в лесочках схроны и убежища. Больших лесов у нас не было, поэтому, насколько я помнил из будущего, в данной местности широкого партизанского движения не было. Прятаться было негде. Действовали лишь небольшие группы. И одной такой боевой единицей решил быть я. Бабушка, как человек наблюдательный сразу заметила изменения в характере. Пришлось ссылаться на последствия тяжелой производственной травмы. Тут уж, как говорится, спасибо, что живой.