В удушливой передышке между галопом [5] и сэром Роджером де Конверлеем [6] Демельза произнесла:
— Капитан МакНил, вы и в самом деле завтра уезжаете?
— Да, и в самом деле завтра уезжаю. Я должен был уехать еще во вторник, но из-за поломки почтовой кареты вынужден был задержаться, но теперь, полагаю, все в порядке. В качестве особой милости, не можете ли вы сегодня звать меня Малкольм?
МакНила так воодушевило поощрение со стороны Демельзы, что он решил взять быка за рога.
— Возможно, я ошибаюсь, — произнесла Демельза, — но разве не так звали одного из королей Шотландии?
— И не одного. Вы неплохо знаете историю Шотландии, Демельза...
— Я иногда почитываю. Полагаю, это вас удивляет. Вы считаете, что я глупышка, чья участь — молоко, коровы, свиньи, воспитание детей и выпечка хлеба.
— Вовсе нет, уверяю вас.
— Благодарю, что считаете иначе. Знаете ли, полагаю, всего двое мужчин называли меня Демельзой: мой муж и его кузен.
— А отец?
— Хм, он — нет, насколько я помню. Когда находился в хорошем настроении, называл дочуркой, а когда нет, то прозвищем, которое, став леди, я уже давно позабыла.
МакНил громогласно расхохотался, отчего оркестр чуть не сбился с ритма.
— Можете смеяться, Малкольм, но это правда. А теперь расскажите что-нибудь о себе. Сколько дам уже называли вас Малкольмом?
— Что? — капитан уставился на неё, прямо в тёмные, смотрящие в упор глаза, ища скрытую насмешку, но не находя её, хотя все еще подозревая, что она хорошо спрятана.
— Немногие, признаюсь, но немногих и прельщает образ жизни военного. Мне трудно угодить, как, полагаю и вам. Меня воспитали в любви к самому лучшему, и это, согласитесь, весьма стесняющее обстоятельство. Тем не менее, в этом кроются свои преимущества, когда возникает такой случай...
— Какой случай?
— Называть даму её христианским именем, — рассмеялся МакНил, — первое проявление ласки. Это как... как прикосновение рук без перчаток, как помочь спуститься со ступеней, как вызвать улыбку, намекающую на нечто большее, чем дружба. Я восхищаюсь вашим именем, Демельза. Откуда оно и что означает?
— Оттуда же, откуда, полагаю, и ваше, Малкольм, от матери. Не знаю, где она его взяла. Старый цыган, постучавшийся однажды в дверь, сказал, что на старом корнуолльском языке это означает «Твоя сладость», но это был просто невежественный старик, и не думаю, что он прав.
— «Твоя сладость». Весьма подходит. Хотя, наверное, я чувствовал бы себя счастливее, если бы оно означало «моя сладость».
— Если бы я знала, как много значения вы придаете тому, что мы называем друг друга по имени, я бы задумалась, позволить ли вам это с такой легкостью.