Я понял это только в среду на математике. Джули наклонила голову и откинула волосы так, что стала похожа на ту фотографию в газете. Не совсем, конечно, — там был другой угол, и ветер сейчас не развевал ее волосы — но было похоже. Очень похоже.
Сделав это наблюдение, я испугался. И мне стало интересно — о чем она думает? Неужели ее интересуют квадратные корни?
Дарла Тресслер заметила, куда я смотрю, и одарила меня глупейшей в мире улыбкой. Если я немедленно что-нибудь не сделаю, слух распространится со скоростью лесного пожара, так что я наклонился к Дарле и прошептал:
— У нее пчела в волосах, дура.
Голова Дарлы завертелась в поисках пчелы, а я весь день старался контролировать себя. Меньше всего мне хотелось, чтобы кто-то, вроде Дарлы Тресслер, распускал обо мне слухи.
Вечером, усевшись за домашнюю работу, я вытащил газету из ящика письменного стола только для того, чтобы убедиться, что я был не прав. Перелистывая страницы, я говорил себе, что это все мое воображение, что она совсем не похожа...
Но она была похожа. Девочка на уроке математики, сидящая в двух рядах от меня, была героиней новостей.
В комнату влетела Линетта.
— Мне нужна твоя точилка, — заявила она.
Я поспешно сунул газету в тетрадь и сказал:
— Тебя стучать не учили?
Но она увидела выглядывавшую из тетради газету, и мне пришлось облокотиться на стол.
— Что ты там прячешь, братик?
— Ничего, и прекрати называть меня так! И больше не вламывайся в мою комнату!
— Дай мне точилку, и я исчезну, — протягивая руку, попросила Линетта.
Я открыл ящик, протянул ей точилку, и она действительно ушла.
Но через две секунды меня позвала мама, и я забыл, что газета осталась вложенной в мою тетрадь.
До первого урока на следующее утро. Черт! Что мне теперь делать? Я не могу встать и выбросить ее — Гэррет сидит рядом. Да и Дарла Тресслер здесь, а она внимательно следит, не вернется ли вчерашняя пчела. Если у нее появятся подозрения — все пропало.
Тут Гэррет потянулся к моей тетради, чтобы вырвать себе лист, как он делает по двадцать раз в день, только на этот раз я неправильно понял его намерения. Я резко ударил по тетради рукой.
— Приятель! — воскликнул Гэррет. — Что с тобой такое?
— Прости, — ответил я, соображая, что ему нужен тетрадный, а не газетный лист.
— Приятель, — повторил Гэррет, — ты в последнее время какой-то нервный. Тебе этого никто не говорил? — Он вырвал страницу и, конечно, заметил вложенную газету. Гэррет посмотрел на меня, и прежде чем я успел помешать ему, вытащил ее.
Я дернулся и выхватил газету у него из рук, но было слишком поздно. Он увидел фотографию.