— А кто стрелял?
Тот что-то бормочет.
— А кто вопил? Никто? Ну ладно, идите, идите.
Раньше командир по поводу песни: «Это надо распространить. На меня она и то подействовала. А ведь меня агитировать не надо. А представляете — для молодежи!»
Интересуется сапогами одного бойца.
— Текут? Плохие? Вот у меня сверху будто хорошие, а тоже текут. И портянка гниет, как немецкий тыл.
По другому случаю:
— Теперь хорошо. Они тыл нынче не могут удержать. Мечутся туда-сюда. А было время — мы из леса носа не показывали. Эта зима для них последняя.
Политрук интересуется, когда могу принести рассказы. Ухожу за рукописями. Мария идет из хаты Евангелиста домой. К ней в темноте сестра Евангелиста:
— Ой, хоть бы побачить. Яки воны наши.
Рукописи Мария приносит в голенище сапога. Просматриваю, уношу дальше также. Все в другой хате, возле приемника. Там орудует Евангелист. Командир и политрук припали к наушникам. Пара партизан стоит молча.
Наконец, политрук порывисто ставит лампешку на лавку, начинает быстро просматривать одну, другую рукопись.
— Так обязательно вторые экземпляры. Условились?
Позже командир.
— Петя, перепиши песню.
Переписываю сам.
Евангелист:
— Прочитайте, Леонидович! Он и нам редко читает.
Читаю. Командир к партизанам:
— Что, хлопцы, хорошая песня?
— Хорошая. А какой мотив?
— Это уж вы сами подберите.
Я подписываю ее.
— Можно своей фамилией? Надеюсь, она ни в чьи руки не попадет.
— Конечно. Мы дорого продаем свою жизнь. Так просто не попадаемся.
Он берет, вкладывает в боковой карман между бумажками.
— Это будет моя любимая песня.
Политрук ушел. Командир остался.
— Ну, сейчас будем уходить.
Стояли молча.
Он:
— Столько хотелось рассказать, но нельзя. У нас строго. Когда будете с нами — все можно. А сейчас нельзя.
— Я понимаю. Потому и не спрашиваю.
Сидели еще во второй хате. Он жаловался:
— Мы совсем одичаем скоро. У нас первая такая встреча. Обыкновенно боятся. Было время — из лесов не показывались.
Политрук пришел.
— Будем отправляться!
Приказал комвзводу:
— Выводите людей к той хате с краю. Знаете?
Потом перешли во вторую. Прощались.
— Ну, мы условились с вами.
— Да. Да.
О пароле: «Пришлем откуда-нибудь из другого населенного пункта человека».
Политрук начинает прощаться с меня. Командир:
— А я отсюда. — Начинает с Евангелиста.
Какая свобода во всех их движениях. Свобода людей, которые открыто и прямо делают то, что хотят.
Мы остались втроем. Наступило похмелье. Нам было ясно: это небольшой отряд, а не часть большого отряда. И вряд ли они чем-либо помогут. Разве оружием. Юрий говорил:
— Вы только разузнайте и укажите, где полицаи соберутся. Мы с ними просто. Я войду, руки из карманов не выну. Все оружие выложат.