Количество забросов с сопредельной стороны стало увеличиваться с середины тридцатых годов. Как бы не иронизировали нынешние зубоскалы, а всех усерднее и наглее вели себя спецслужбы Румынии, Польши, Финляндии и азиатских государств. Пресловутое клише – английский шпион, в приговорах звучало намного реже, а немецкий агент был вообще эксклюзивной вещью до начала войны. Атмосфера стала другой. Незаметно стали заменяться кадры. Вместо прошедших фронты сотрудников, начальниками отделов, даже второстепенных, вспомогательных подразделений и служб, стали назначаться малознакомые люди. Про более высокие инстанции и говорить нечего. Та прослойка видимо, пустила корни основательно. Большинство из них в самые опасные дни страшной гражданской войны обитали в тылу. И было странно видеть, как они очень быстро делают карьеру. Правда, у них было колоссальное преимущество перед ними – служивой гопотой. Новая начальственная прослойка в отличие от многих прошедших ад войны, умела говорить красиво и в нужное время сыпать плакатными лозунгами. Если Виктору каждая ступенька и более высокое звание в южном приграничном округе давались потом и кровью, в прямом смысле этого слова, то назначенцы просто перепархивали с легкостью мотыльков. Мысли о протекции появлялись сами собой.
Естественно, эту тему между собой обсуждали. Но не в курилках и кабинетах, а на улице, подальше от посторонних. Особенно активизировалась внутриведомственная служба по надзору и контролю. На каждый чих требовалась подтверждающая бумажка. Понятно, что строгости были всегда, но не доходящей до явного идиотизма. Некоторые из бывших оперативников пробовали возмущаться. Например, Цыдрюк, Емелин, Степанов.
И где они сейчас? Они, настоящие коммунисты, пламенные и преданные борцы с мировой буржуазией, написали докладные в вышестоящие инстанции, где прямо говорили о подмене настоящего революционного духа, сознательной дисциплины, непонятной и мешающей настоящей работе бюрократизацией и пусканием пыли в глаза. Степу Цыдрюка, смешно сказать, обвинили в предательстве. Вспомнили, как его, девятнадцатилетнего разведчика, внедренного в банду батьки Махно из – за измены связника схватили и подвергли жутким истязаниям. Степа вынес все мучения, и не признался.
Даже сам батька на допрос приходил, лично пару раз плеткой приложил несговорчивого хлопца. А еще атаман! До такой низости опуститься.
Махновцы издевались похлеще, чем в белогвардейской контрразведке. А такое могли выдержать лишь единицы. И где сейчас все эти честные ребята?
Сгинули. А после неожиданного убийства Кирова, вообще прокатилась волна чистки, о которой никто в стране и не догадывался. По закону подлости, лучших выгоняли, приспособленцев оставляли. Все было сделано тихо и жестко. Многие сотрудники начали уходить на периферию. Хоть в захудалый гарнизон, хоть с понижением, но подальше из осиного гнезда. Виктор чувствовал, что и он попал в непонятную сеть. Предчувствуя худшее, обсудил этот вопрос с другом Колей Кураковым. Тот понял все правильно, и вскоре сумел перейти в отдел системы лагерей. Здесь помог по старой памяти Чернышевский. Теперь затихарился в спецчасти. А когда Виктор попал под бесплатную раздачу гостинцев из новогоднего мешка Деда Мороза, то честно говоря, и не надеялся на светлое будущее. С ним разбирался сам Ежов. Правильно про него поговаривали ребята – беспринципный службист и законченный карьерист. Виктор чудом, в самый последний момент, ужом проскользнул между стенкой и расстрельной командой. Ему даже тень от винтовочных стволов почудилась. Лагерь не самый худший вариант в его положении. Спасибо Коле, вытащил с лесоповала, где бы он однозначно сдох, и пристроил лагерным придурком в библиотеку.