Созерцая значение 2>12 и 2>14, я был очарован расходящимися кругами свободы по руслу роста, растущего объема событий.
Зная, что между освобождением крестьян и восстанием Пресни прошло 2>14 дней (1861 и 1905 годы), я внимательно смотрел на «кобылицу свободы» –
Отблеск ножа в ее
Синих глазах,
Не самодержавию
Бег удержать –
и я заметил, что дикий всадник свободы сделал 2>12 ударов копытом о землю времени, и каждый удар был сутками с черной половиной ночи и белой половиной дня. Он проскакал это время от пылающей под снарядами Мина Пресни, когда Эр вылетело из Пресни и Пресня стала Песней, до отречения царей, падения самодержавия, этой заключительной точки в страшной погоне –
Цари
В пыли, с уздечкою в руке,
Вдруг сброшенные наземь.
И рцы
Покинуло изгнанником дворцы –
И стукнул 2>12 раз о землю.
В час, когда законы гнулись как солома, пришел мягкий звук Эль, славянское «люди», и время, картавя, село в кресло предтечи.
Продолжаю класть бревна моей избы.
Те века, те столетья, которые прошло человечество, для существа с некоторым сдвигом в сознании – допустим, с простой заменой в его разуме, его личном уравнении да-единицы нет-единицей, могут быть просто полом, по которому оно шагает, ставя следы грязных ног, печатая по сознанию след своей подошвы.
Этой заменой да-единицы нет-единицей время нередко становится пространством, и обратно.
Примем осанку этого существа, наденем его шляпу и, смотря из-под облаков его бровей на пол под ним (на себя в первом мире), на прошедшие и будущие столетья человечества, как на слабо скрипящие от поступи половицы избы, будем искать холодного правила войн, некоторых законностей в его узорах, разыскивая устав этих сдвигов.
С высоты этого существа внимательно посмотрим на ковер войн, покрывающий полы. Это поможет нам решить, в какой стране, какая туркменка ткала ковры и цветам какой родины подражает их узор. <…>
Однажды я задумчиво сидел с пером в руке.
Перо праздно висело в воздухе. Вдруг прилетела война и, равная веселой мухе, села в чернильницу. Умирая, она поползла по книге, и это следы ее ног, когда она ползла слипшимся комком, вся покрытая чернилами.
Такова судьба войны. Война утонет в чернильнице писателя.
Некогда «грубое» всегда можно заменить «тонким». А война есть грубое решение очередного уравнения времени. Война – начертательное искусство, подобное древним доскам. Но ее числа пишутся не чернилами, а вещественно, веществом трупов, мертвых толп, сожженных столиц.
Учение, что корни времен суть власти природы событий, как кол из будущего втыкается в современность.