В замке провернулся ключ: вот и Рита. Савинов встал, прошел в коридор, она уже закрывала за собой дверь. А повернувшись, обняла его с особой нежностью, поцеловала.
— Что случилось, милая?
— Нет, ничего, просто устала. Две книги за один вечер — это слишком.
— Мне приятно, что моя жена умница.
— Ну-ну.
— Я приготовлю ужин.
— Ты у меня — золото. Банкир, который после работы готовит девчонке ужин. С ума сойти.
— Но ведь я люблю эту девчонку.
Она кивнула:
— Я знаю и ценю это.
Он улыбнулся:
— И все?
Рита тоже улыбнулась, обольстительно:
— Нет, не все. И ты это знаешь. Я — твоя и всегда буду твоей. И никогда бы не стала искать ничего другого в этой жизни.
Савинов остановил взгляд на ее глазах: в них затаилась грусть, недосказанность…
— Как у тебя дела? — через полчаса, уже за столом, спросила Рита.
Дмитрий Павлович пожал плечами:
— Рутина.
Он сделал глоток сока. На самом деле все было немного иначе. Но это были его дела. Он не хотел впутывать в них Риту. Непонятное напряжение появилось в спокойной до того атмосфере «Нового регионального банка». С одной стороны Петр Макарович Рудаков все требовал и требовал из своего бункера в Москве денег. Конечно, они ему принадлежали, но он частично обескровливал банк. А что если завтра кто-то из конкурентов разнесет по области слух, что устойчивость «Нового регионального банка» под вопросом, и все рванут за своими средствами? А их банк первый после государственного по количеству вкладов, с той лишь разницей, что предлагает куда больший процент за вклад сбережений. И только самые осторожные доверяют деньги государству, все прочие идут к ним…
— Дима, я устала, — неожиданно сказала Рита.
— От чего, милая?
— От нашего замечательного художника.
— Что… это значит?
— Я не хотела тебе говорить, но это значит то, что он преследует меня.
— Преследует? Каким образом?
— Караулит меня около института, идет за мной. Сидит за моей спиной в библиотеке со своими книгами. Я на выход — он туда же.
— И как часто?
— Каждый день.
— История…
— Вот именно — история. И глаза у него, как у жалкой собачонки. И отогнать жалко, и взять на руки страшно. Залает от счастья на всю улицу или просто умрет от того же счастья, и потом не будешь знать, как быть дальше… Я, наверное, жестока, но куда мне деваться от этого? — Рита отставила чашку, взглянула на мужа. — Я понимаю, если бы это был взрослый, здоровенный мужик, не дававший мне проходу, я бы сказала тебе об этом в первый же день. И тогда бы ты разобрался с ним по своему усмотрению. И я бы даже не стала вмешиваться. Но этот хрупкий юноша Иноков какой-то болезненный, даже убогий. Понятно, что он не может нанести мне никакого вреда. Господи, мне жалко его… Не хотела портить тебе настроение: я говорила с ним и уже неоднократно…