— Как вы сказали, «демократически настроенный»? А как это? — И он вновь ловко провернулся. Это было такое редакторское па, как понял Савинов. Да еще обостренное на нервной почве. — Что это значит, простите: «демократически настроенный»? И вот это загадочное… «лидер…» — он не договорил.
Кажется, не решался.
— Это значит, что, случись в государстве перемены, вы бы первым поддержали их. Разве не так?
— «Перемены»? Вы сказали — «перемены»?
— Да. Я говорю о том новом движении, которое уже очень скоро почувствуется в обществе после апрельского пленума. Которое уже сейчас невозможно не ощутить…
— А-а, вот вы о чем… Да-да, пленум. Вот что, Дмитрий Павлович, м-мм, — он задумался, — мне будет интересно переговорить с вами, очень интересно, но… чуть позже.
Савинов усмехнулся:
— Не через год, надеюсь?
— Нет, что вы! Скажем, завтра. Вы… не москвич?
— Нет.
— А в столицу надолго?
— На несколько дней.
— Вот и хорошо. Завтра сможете подойти? Скажем, часа в два дня? Может быть, я что-нибудь и придумаю, а? Идет?
Савинов вздохнул: да, подписка на газету «Известия» из прошлой жизни ему бы точно не помешала. Он пожал плечами:
— В два так в два.
— Вот и отлично, — редактор живо поднялся со своего кресла, по-дружески выкинул руку. — Тогда до завтра, товарищ Савинов?
Поймав его пятерню, посетитель кивнул:
— До завтра.
Выйдя из редакции, Савинов подумал, что, в общем-то, нес околесицу и выглядел круглым дураком. Другие, совсем другие слова он должен был сказать этому человеку, который уже скоро сделает для себя главный в жизни выбор — прокладывать новые пути, выхватывая из времени все самое яркое, сенсационное, важное. Он знал, какими должны быть эти слова. Но он боялся их сказать. В каждом пророчестве так и вопила крамола и клевета. Отметь будущую заслугу генерального секретаря, как демократа, это будет выглядеть хулой на него, как на коммуниста. (Однопартийную систему пока еще никто не отменял!) Кто сейчас поверит, что пройдет всего ничего, и Нобелевский комитет даст премию Горбачеву за развал коммунистической империи? Фантастика! А назови политическую ошибку первого человека в стране, как руководителя-коммуниста и хозяйственника, тоже сядешь в лужу. Посвяти, к примеру, общественность в плоды его антиалкогольной программы. Сотни тысяч отравленных доморощенным пойлом, тысячи га вырубленных виноградников. Что ни скажи — все примут как хулу! Не говоря уже об одностороннем разоружении на радость великой Америке! И как же быть? Может, подождать годика два, пока все не утрясется? Не лезть на рожон? Подождать, пока не разложится все по полочкам, не расставится по местам? Не обретет более или менее определенные черты? Лед пока только трещит, но ледохода еще нет. Он впереди.