— Ото всех и вся. От негативного воздействия окружающей среды и недобрых людей.
Она отстранила мужа, сделала неуверенный шаг через порог, вошла в комнату, осторожно провела рукой по одному из законсервированных полотен.
— И все эти работы…
— Все эти работы принадлежат мне, — привалившись к косяку, проговорил он. — Они — моя собственность. А теперь — наша с тобой.
— Но зачем тебе столько картин одного художника?
— Видишь ли, я знаю одну тайну.
Она обернулась к нему:
— Какую же?
— У этого художника будущее. У его картин.
— И ты скупаешь их сотнями?
— Как видишь.
— Ты… не сумасшедший?
— Каждый из нас немного сумасшедший. По-своему. Но трезвости моего ума мог бы позавидовать любой.
— Но как ты смог определить, что «будущее» именно за Иноковым?
— Озарение.
— А если серьезно?
— Чутье предпринимателя, мецената, умение понять, что завтра будет стоить в сто раз больше, чем сегодня, и в тысячу, чем вчера. Это как игра в шахматы. Нужно просто-напросто просчитывать игру на двадцать шагов вперед. А я это умею… Ты веришь мне?
— Верю.
— Тогда я тебе дал исчерпывающий ответ. — Он отошел от косяка, взял ее за руку. — Как видишь, никаких мертвых жен, — он на мгновение замялся, — и никаких других страшных секретов.
— И все-таки Жар-птица, — вдруг сказала она. — И тебе не жалко держать их здесь?
— Картины ждут своего часа, чтобы через галереи попасть на рынок и завоевать его.
— Наверное, они тут задыхаются… Как в клетке.
— Всему свое время. Очень скоро я отпущу Жар-птицу на волю. Она еще успеет расправить крылья. — Савинов покачал головой. — Ты даже не представляешь, сколько у нее будет воздуха и солнечного света! Иначе бы я не заинтересовался этими работами. Просто верь мне… Идем спать, милая?
Рита устало кивнула.
Пока он был в ванной, слышал, как в гостиной бормотал телевизор. Высоко задрав голову, Савинов пустил прохладный, сильный душ в лицо и никак не мог оторваться от колких струй. Они приятно бодрили его, отрезвляли. Но так необходимой сейчас ясности во всем происходящем не было. Во всем выходил виноватым гулко звучавший, доносивший из гостиной обрывки фраз какого-то представления телевизор.
И еще — молчание Риты.
Потом она сменила его. Сон не приходил. Он лежал в постели, слушая шум воды в ванной комнате. Это продолжалось долго, около получаса. Он уже забеспокоился, хотел было встать, но вода смолкла. И опять потянулось время. Он представлял, как она сейчас вытирается махровым розовым полотенцем, аккуратно промокает лицо, волосы. Потом, выбравшись на плетеный коврик, возьмет кремы, для каждой части тела — свой.