— Ты за что устроился?
Старый лагерный закон запрещает расспрашивать — за что, и как, и почему. Схватил срок — и помалкивай, никто тебя и не спросит. Да и не всё ли равно. Если посчитает нужным, расскажет сам.
Лученкову не очень хотелось ворошить прошлое. Ответил коротко:
— За кражу огурцов! — Потом нехотя пробормотал: — Не мешай отдыхать, Сизый!
Сизов был ещё и смешливым.
Тут же заулыбался.:
— Так на том свете отдохнём! Дело есть. Тут деревня неподалёку. Может быть смотаемся?
Под предлогом пополнения провианта Лученков и Сизов отпросились у взводного Голубенко в деревню.
Младшего лейтенанта и самого уже достал пшённый концентрат. Подумав и почесав затылок, полез в офицерский планшет достал из него чистый блокнот. Предмет своей особой гордости, который он использовал для донесений в штаб.
На чистом листе бумаги вывел чернильным карандашом:
Командировочное предписание.
Голубенко на секунду задумался, потом добавил:
На выполнение задания. Выдано бойцу переменного состава ОШР… Сизову… и следующему с ним бойцу переменннику Лученкову… в том, что направлены для выполнения задания, по заготовке продуктов.
Взводный поставил жирную точку. Потом полюбовался написанным и с новой строки добавил:
Удостоверяю:
Командир взвода ОШР… Армии мл. лейтенант Голубенко А.В.
Расписался. Документ получился убедительный. Правда без печати, но лейтенант махнул рукой.
«Кому вы на хрен нужны в этой глуши. В крайнем случае дальше штрафной уже всё равно не пошлют. Идите. Без жратвы не возвращайтесь».
В последний момент с ними увязался Клёпа.
Он привёл за собой лошадь, запряжённую в телегу.
— Эх вы, фраера! — Укорил он. — А харчи как потянете? На горбу? Учитесь у серьёзного человека подходу к делу, пока он жив.
Дорога в деревню шла через лес. В нём уже ощущался приход осени. Пахло прелыми листьями, приближающимися холодами. День выдался на славу! Даже не скажешь, что осень — солнышко, небо шелковое, чистое, и облачка на нем как на картинке.
Лошадь особо вперёд не гнали. Ехали, неторопливо посматривали по сторонам, слушали осенний лес. Лес в октябре словно замирает. Звуки становятся чёткими и такими отчетливыми, что слышны порой за несколько километров.
Багряно рдели рябиновые кусты. Дрожали зябко от пробегающего ветерка, словно отражение в воде. Желтели изъеденные ржавью листы крапивы Сверкали горячими солнечными зайчиками редкие лужи.
Через полчаса тряской езды показались несколько серых домов, плетни, колодец со срубом, кривая грязная улица, которая оканчивалась заброшенным кладбищем и разрушенной церковью без креста. От неё еще издали несло мочой, болотом и запустением.