, то гарантировать, что в этом коллективе не заведется такая же паршивая овца, никто не может. Ну, да и обратная игра – в случае, если Андрея вдруг «основной противник» перевербует на сторону врага, что тоже исключить полностью нельзя, и он никого в лицо не узнает. Береженого Бог бережет.
Начальство, поворчав, согласилось с его доводами, что такого сотрудника, как Андрей, из легендарного клана Кузнецовых, надо особо беречь. Да и не стали в СВР идти с куратором Андрея и его отца на открытый конфликт – полковник Иван Федорович Груздов, ветеран ПГУ КГБ, начинавший свою карьеру в органах, как референт Юрия Андропова, имел связи на самом верху. Будто бы одно время он работал с самим Путиным в Ленинграде после того, как еще в советское время был выдворен из США, где он трудился на благо Родины под «крышей» ООН. Было решено, что в своем официальном амплуа Эндрю Смит будет как можно активнее светиться, а на всех встречах в СВР с любыми третьими лицами курсант Кузнецов будет появляться только в балаклаве. Вот и на этот раз он надел эту шапочку с круглыми прорезями для глаз.
Груздову не удалось уговорить начальство освободить Андрея от этой лекции в Академии СВР. Читал ее весьма близкий к Путину начальник Федеральной службы по контролю за оборотом наркотиков генерал Виктор Черкесов, которого тогда многие прочили в будущие шефы ФСБ. И теме лекции придавали особое значение – «Чекизм как идеология и политическая практика в деле консолидации общества и управлении государством». Груздова с Андреем провели в кинобудку, откуда был виден весь актовый зал, в котором собрались преподаватели и слушатели Академии.
Пока охрана уточняла, надо ли снимать маску с Андрея, они на лекцию немного опоздали. Черкесова показывали на экране монитора, и Андрей сумел его как следует рассмотреть. Небольшого роста полноватый брюнет с обильной сединой, чувственным ртом и маленькими глазками читал лекцию с выражением, почти не отрываясь от текста. Время от времени он осматривал аудиторию, поворачивая свой большой загнутый вниз нос справа налево, словно принюхивался, напоминая в этот момент большого степного хомяка.
«Страна в начале 90-х годов пережила полномасштабную катастрофу, – говорил Черкесов[35]. – Известно, что после катастрофы система рано или поздно начинает собираться заново вокруг тех своих частей, которые сумели сохранить определенные системные свойства. Именно в таком смысле “чекизм” может быть принят к рассмотрению. Рыхлое, неоднородное, внутренне противоречивое и далеко не однозначное сообщество людей, выбравших в советскую эпоху в качестве профессии защиту государственной безопасности, оказалось в социальном плане наиболее консолидированным. Или, если точнее говорить, наименее рыхлым. Для того чтобы оно могло уплотниться, понадобились все катастрофические воздействия. Кто-то быстро отпал, вышел из профессионального сообщества. Кто-то предал. Кто-то стремительно “скурвился”. Но какая-то часть сообщества все-таки выстояла. Падая в бездну, постсоветское общество уцепилось за этот самый “чекистский” крюк. И повисло на нём. (Эти слова Черкесов произнес на высокой ноте). А кому-то хотелось, чтобы оно ударилось о дно и разбилось вдребезги. И те, кто этого ждал, страшно обиделись. И стали возмущаться, говоря о скверных свойствах чекистского крюка, на котором удержалось общество».