– Что, не узнаете? – улыбнулся я.
– Н-нет, – ответил Седых, всматриваясь в мое лицо.
– Мы как-то с вами были в одной компании, – сообщил я, соврав. – Вы еще жаловались, что вас достала реклама Дмитрия Киселева…
Бывший следователь сморгнул.
– Ну Киселев еще все время повторял: «Как по мне, так свобода слова, это когда называешь вещи своими именами… Хватит мямлить, пора говорить как есть»… – процитировал я. – И размахивал руками с огромными ладонями. Помните?
– А-а-а, – протянул Седых.
Конечно, он вспомнил не меня, а эти слова, навязшие в зубах у Димы Киселева и крайне раздражающие девяносто девять процентов населения, смотрящего телевизор. А может, отставной следак в какой-нибудь компании собутыльников и правда говорил, что эта реклама его достала. Поскольку достала она всех. В том числе и меня…
– Вот и славно, – осклабился я. – Вот, проходил мимо и решил: дай, думаю, зайду к Григорию Александровичу. Справлюсь, как здоровье, то да се. Тем более что у меня с собой кое-что имеется…
Я отвернул полу пиджака, обнажив горлышко белоголовой, загодя припасенной мною после того, как я узнал, что Седых страстно обожает кушать водку. Бывший следак довольно улыбнулся и кивнул, что означало: ступай, мол, за мной. И открыл дверь подъезда.
– Ну что встал, пошли, – сказал он мне, чуть замешкавшемуся, и пропустил меня вперед…
В подъезде стоял стойкий запах старух, кошачьей мочи и еще какой-то острой кислятины. Соединившись, эти запахи создавали такую атмосферу, что начинали слезиться глаза.
Григорий Александрович жил на втором этаже. Не снимая обуви, мы прошли на кухню. Седых открыл холодильник, достал кусок колбасы, разрезал его на толстые кругляши и выжидающе уставился на меня.
– Ах да, – спохватился я и выставил бутылку на стол.
Седых одним движением быстро свинтил горлышко, взял с разделочного стола две чашки и налил по половине мне и себе.
– Ну, – поднял он свою чашку, – за что пьем?
– За встречу, – немного подумав, сказал я.
– Хороший тост, – произнес Григорий Александрович и, не дожидаясь меня, выпил. Потом отломил от кругляка колбасы уголок и отправил его в рот. Выпивохи закусывать не шибко любят…
Я сделал глоток и поставил чашку на стол. Седых покосился на меня, но ничего не сказал.
– На работу-то как, не тянет? – сказал я, чтобы хоть с чего-то начать разговор.
– Нет, – ответил бывший следователь. – Не тянет.
– А что так? – поинтересовался я.
– Да надоело все до чертиков, – промолвил Седых. – Рутина, кровь, грязь… Устал я!
После ста граммов водки Григорий Александрович малость посвежел, налился румянцем и даже как-то помолодел. Поначалу мне казалось, что ему крепко за шестьдесят. Теперь же бывшему следаку можно было бы дать не более пятидесяти пяти. Он походил на постаревшего, но еще бодренького майора Глухаря.