Блестящий шанс. Охота обреченного волка. Блондинка в бегах (Лейси) - страница 121

— Туи! Ты слышишь, что я говорю?

— Да, слышу. Послушай, я не могу тебе сказать, чего я хочу. Я хочу… мм… я вышлю тебе чек сегодня же.

— Уж пожалуйста! Когда придешь в себя, когда вернешься из своего Огайо, может быть, я разрешу тебе прийти навестить меня, и тогда мы обо всем поговорим, только успокойся немного.

— Сивилла, я хочу, чтобы мы оставались друзьями — всегда, но вряд ли мы когда-нибудь будем о чем-то еще говорить…

— Тебе вся эта шумиха ударила в голову. Вот что, вышли мне мои деньги и до свидания!

Она бросила трубку, а я растянулся на кровати. Я знал, как бы это можно было ей сказать: мол, я даю тебе от ворот поворот, потому что я наконец так решил. Но как сказать ей, что я решился на это вовсе не из денежных соображений, как выразилась бы Кей, а из моральных. С целью обретения душевного спокойствия?

Впрочем, я слишком устал, чтобы раздумывать об этом. Мне было тошно, но не слишком. Ведь я все хотел сказать ей о том, что наконец понял в последние шесть-семь часов… Что когда я отправлюсь на своем «ягуаре» из Бингстона в Нью-Йорк, рядом со мной будет кое-кто сидеть… Хотелось бы надеяться.

Мало того, что я паршиво себя чувствовал, так еще был один из тех душных летних вечеров в Нью-Йорке, когда кажется, что с каждым вдохом-выдохом ты таешь, как снежная баба под весенним солнцем. Я лежал в кровати в своем номере на первом этаже — мое окно выходило на стену соседнего дома — и обливался потом.

Это нью-йоркское лето было не слишком знойным — до последних нескольких дней. Уткнувшись взглядом в облупившийся потолок, я мечтал о том, чтобы администрация заведения «Гровера» (дом 52 по Гровер-стрит) установила бы в номерах кондиционеры. И еще немножко мечтал о том, чтобы стать частным охранником в отеле классом повыше. Хотя нет, вру, об этом я не мечтал — в «Гровере» у меня было довольно сносное положение. С моей полицейской пенсией, а также карманными деньгами, которые администрация отеля почему-то упорно называла жалованьем, да плюс еще левые заработки, я умудрялся заколачивать в нашем клоповнике больше двухсот долларов в неделю — и все это, разумеется, без ведома налоговой инспекции.

Я заворочался, пытаясь найти уголок простыни попрохладнее, шумно рыгнул и, включив ночник, сунул в рот мятную таблетку. На мне были надеты одни трусы, но они уже были насквозь влажные, и я уже собрался надеть новые, как в дверь постучали.

На мое приглашение войти дверь распахнулась и на пороге показалась Барбара, обмахиваясь сложенной утренней газетой. Она никогда не разгуливала по коридорам в кимоно или в одной комбинации. Барбара всегда показывалась на глаза посторонним в платье, чулках и в туфлях, ни в коем случае не шлепанцах. За это, в частности, я и позволял ёй работать в отеле постоянно. Ее простенькое лицо было симпатичным — лет десять назад. А теперь на нем застыло то вымученное выражение, которое женщина приобретает от пережитого горя и пролитых слез. Но ножки у нее до сих пор были загляденье — прямые и длинные.