— Да не могу я забыть. Тут же масса очень подозрительных моментов. Просто из любопытства я хочу докопаться до истины.
— Кладбища переполнены могилами любопытных граждан..
— Марти, я вижу, ты потерял форму!
— Очень может быть. А может быть, если бы мы с тобой не были старыми знакомыми, я бы просто вышвырнул тебя отсюда, отобрал бы дубинку и значок. Может, мяснику Ланде надо было именно так с тобой и поступить. Лоуренс, я не могу заставить тебя жить по моей указке, но прошу тебя: не выставляй себя на всеобщее посмешище, особенно если тебе светит поступить в полицию.
— Марти, я же не малолетний шалун. Мне кажется, тут что-то не так. Я нутром чувствую, что Ланде морочит мне голову.
Я пожал плечами и стал шарить по карманам в поисках очередной мятной таблетки. И не нашел.
— Ладно, если не хочешь прислушаться к моему совету — делай как знаешь. Но только не заставляй людей смеяться над тобой.
Он встал.
— Мне было очень приятно тебя повидать. Если ты не возражаешь, я как-нибудь еще к тебе загляну.
Я тоже встал и крепко обхватил его за плечи. Худосочный оказался паренек.
— Это что значит «если ты не возражаешь»? Заходи в любое время. Может, когда я оклемаюсь, поужинаем вместе. С мамой часто видишься?
— Конечно. Я же дома живу.
— Ну передай ей привет. А не поздно тебе все еще жить в мамином доме? Как зовут твою подружку? Ты с ней спишь?
— Это вообще-то не твое дело, но у нас достаточно интимные отношения. Зовут ее Хелен Сэмюэлс.
— Еврейская фамилия.
— Она еврейка. А ты что, Марти, расист?
— Ты правда решил жениться на евреечке?
— А почему бы нет?
Я пожал плечами.
— Что касается женитьбы, тут я плохой советчик. И совсем не расист. Я знавал немало отличных негров-полицейских и евреев. Да и Билл Аш тоже не ариец… Не знаю… Просто когда ты полицейский, то начинаешь ненавидеть людей. Почти всех. И их тем легче ненавидеть, когда ненавидишь их за другой цвет кожи или за другое вероисповедание.
Он рассмеялся и ткнул меня в локоть. Я смотрел на него и удивлялся: ну совсем еще ребенок, только глаза и голос как у взрослого мужчины.
— Ты как скала, Марти, непробиваемый и незыблемый. Помнишь, как ты давал мне уроки бокса? В армии я выступал на ринге в легчайшем весе.
Мы подошли к двери.
— Если бы я знал, какой любопытной Варварой ты станешь, я бы преподал тебе уроки единоборства без оружия.
Я проводил малыша до выхода, и там мы попрощались. В начале первого ночи я взял со стойки портье утреннюю газету и сказал Дьюи:
— Ну теперь, может, сосну чуток.
Дьюи раньше работал на почте, а теперь вышел на пенсию. Это был лунноликий старик с водянистыми глазками и с сизым мясистым носом, усеянным синими прожилками, точно речушками на карте, — результат обильных возлияний, которые он позволял себе и в свои шестьдесят восемь.