У моего плеча незаметно вырос дядя Том-почтальон.
— Похоже, ты, приятель, с Севера. В Бингстоне цветным не шибко скверно живется, просто тут у нас немного старомодные нравы. Не стоит нарываться на скандал, сынок.
— Давай-ка оставим лекции о расовых отношениях, дядя. Ты знаешь Мэй Расселл?
Его коричневое лицо потемнело при слове «дядя». Он уже собрался было уйти, но заметил внимательно разглядывающего нас из дверей аптеки полицейского. Почтальон обернулся и сказал:
— Слушай, нам не нужны скандалы в городе. Я прожил здесь всю жизнь, и наши в Бингстоне добились существенного прогресса.
— Ты тоже хочешь познакомить меня с местными порядками? Я ведь просто зашел посмотреть адрес в телефонной книге и сразу нарвался на скандал — интересное дело! Что, Огайо давно ли стал южным штатом?
— Расспрашивать про Мэй Расселл — это и значит нарываться на неприятности. Она не для цветных.
— Это как понять?
— Да она… алая леди! — прошептал он.
Я расхохотался. Я не слышал этого выражения с тех пор, как прочитал «Алую букву»[1] в школе, и, помню, ужасно был разочарован тем, что книжка оказалась отнюдь не из «озорных». Почтальон тоже осклабился, показав ряд неровных зубов.
— Ты не так понял, отец, — пояснил я. — Нет ли тут отеля, где я могу перекантоваться пару дней?
— Для цветных — нет. В Бингстоне только тридцать девять цветных семей.
— Черт, а что, в Огайо и закон о гражданских правах не действует?
— Да мы же находимся на границе с Кентукки, так что… — он махнул короткой коричневой рукой куда-то на юг. — У нас тут редко появляются цветные чужаки. Миссис Келли берет постояльцев, но у нее сейчас полный набор. Ты сколько намереваешься у нас пробыть?
— Пару дней. Я… музыкант. Еду в Чикаго. Просто Мэй Расселл знакомая одного местного парня. Моего дружка.
— Я так и понял, что ты из артистов. А как зовут приятеля, которого ты ищешь? Я же тут всех знаю.
— Однополчанин. Знаю только имя — Джо. Наверное, все-таки не тот городок, — врал я напропалую. — Сказать по правде, я уже долгонько верчу баранку и малость простыл в дороге. Надо мне несколько деньков передохнуть.
— Вообще-то вид у тебя не больной. Я Сэм Дэвис. Пожалуй, я смогу тебя к нам взять.
— Спасибо, отец. Я Гарри Джонс, — сказал я, в момент придумав себе незамысловатое имя.
Мы обменялись рукопожатием, и он спросил:
— Как тебе два доллара за ночлег и доллар за стол?
— Отлично.
— Пойду позвоню Мэри — это моя жена — предупрежу о тебе. Сверни налево на Элм-стрит, вон там на светофоре. Пройдешь пять кварталов — увидишь кирпичный дом с деревянными утками на лужайке. Проволочный забор. Это мы. Там у нас цветной район. Спроси у любого, где дом Сэма Дэвиса. Топать недалеко.