— Почему?
— Как нам стало известно из ряда независимых источников, кое у кого в Европе и здесь в Штатах внезапно вновь пробудился интерес к этому дневнику. Нам также стало известно, что вчера вечером Роуз Фодор видели в обществе крупного мужчины. Вот вас, к примеру, можно назвать крупным, месье Маус…
— Пожалуй. Но то же самое можно сказать и о двадцати тысячах мужчин, которые бродят сейчас по Бродвею. Что-то я не врубаюсь… Почему это вдруг кое-кто в Европе и в Америке заинтересовался этим дневником?
— Я же говорю вам, дневник может произвести эффект разорвавшейся бомбы. Или оказаться мыльным пузырем. Масса людей пытаются найти Роуз в надежде, что она выведет их на дневник!
— Я, честное слово, по-прежнему мало что понимаю, но скажите мне на милость, вы — тоже из тех людей, которые ищут… как ее... Роуз?
— Да.
— А что, вы считаете, это она убила своего мужа?
— Да нет же! Смерть Фодора никого не интересует. Мы ищем его дневник. Разумеется, мы не уверены, что дневник у нее, но она явно знает о нем больше, чем кто-либо. Так что, месье Маус, если уж говорить начистоту, я убежден, что эта ваша знакомая Мэри и есть Роуз Фодор. Никто, кроме нее, не знает о Кислы и Милусе.
— Погодите, судя по вашим словам, об этом знают сотни людей!
Жак снисходительно улыбнулся.
— Пожалуй. Я сформулирую свою мысль иначе: она единственная американка, кто знает об этом. Так звучит убедительнее?
— Возможно, — буркнул я. Теперь мне не терпелось выжать из него все. — Мы провели вместе только одну неделю. И в основном в постели. Но она мне показалась какой-то… перепуганной.
— У нее были деньги?
— Трудно сказать. Мы не шиковали, и я за все платил из своего кармана.
— А она не объясняла, отчего она перепугана?
— Она рассказала мне совершенно фантастическую историю о том, как за ней охотилась полиция и целая свора частных сыщиков. Я, по правде сказать, не особенно ей поверил, счел пьяной болтовней. То есть ведь полиция не станет преследовать тебя просто так — только в том случае, если ты нарушил закон. А Мэри не была похожа на преступницу.
Жак предложил нам с Колетт сигареты, сам закурил и продолжал:
— Вполне вероятно, что ей сильно досаждали правоохранительные органы многих стран…
— Но вы же только что сказали, что никого не интересует убийство ее мужа. А вся эта история с полицейскими, которые якобы бегут за тобой по пятам… такое происходит только в плохом кино, — удивленно произнес я, все еще изображая наивного придурка.
Жак вежливо рассмеялся.
— Месье Маус, вы так простодушно верите в справедливость «закона»! Но ведь существует и неофициальный закон. Вот вам простой пример: нет такого закона, который бы требовал обеспечить большую безопасность жилищу богатого человека, чем хибаре бедняка. А ведь известно, что даже без специального распоряжения патрульный будет особо внимательно присматривать за роскошным особняком и даже наведается туда несколько раз за день, чтобы узнать, все ли в порядке. Другой пример: полицейский вряд ли оштрафует известного политического деятеля. Хотя ни в какой инструкции на этот счет нет никаких оговорок. Короче говоря, все это примеры неофициального закона — и в той или иной степени этого неофициального закона придерживаются правоохранительные органы всего мира — на всех уровнях. Можно предположить, что государственные службы осуществляли такие неофициальные шаги… в отношении жены Фодора…