— Один в ответе за другого. Все за одного, один за всех. Если один крадет, убивает, наводит порчу на людей, клятвопреступничает, лжет и отрекается от бога, другие несут вину вместе с ним. Каждый — часть общего, а общее — не более самой малой частицы каждого. Бог не хочет никаких половинок, и каждый является частью общего.
— Вы богохульствуете, — прервал гусар журчащий поток ее слов. — Но ведь иначе и быть не могло… Не должно быть иначе… Каждый должен думать обо всех, что бы он ни делал…
— А все всегда должны думать о нем, о другом. Это-то и ужасно. Если сосед совершит преступление, никто не попадет в рай.
Старуха села на скамью рядом с гусаром и потрепала его по щеке.
— Вы молоды. Супчик пошел бы вам на пользу. — Старуха поднялась, вынула из печи горшок с ячневым супом и поставила перед ним на стол. — Горячий! А ложки ни одной уже в доме нет. Обождите немного и пейте прямо из горшка.
Гусар поблагодарил ее.
— Завидую городским, — продолжала она. — Там до тебя никому нет дела. Завтра я уйду из этой деревни и пойду искать город. Хоть какой-нибудь. Для старухи всегда найдется работа. Стирать, готовить, шить. Вы бывали в городах?
— Проездом.
— Суп уже остыл. Попробуйте!
— Как пришла сюда, в деревню, беда?
— Явился в этих краях чужак и купил участок земли. Это был скромный и спокойный человек с работящей женой. Они жили уединенно и редко приходили в деревню. Но именно они, не желая того, накликали беду. Они были чужими, а чужое возбуждает любопытство. Однажды ночью, сидя на лавочке с трубкой, кто-то из деревенских увидел, как его сосед крадется ко двору чужака. В испуге, заботясь о загробной жизни всех односельчан, он рассказал о своих подозрениях деревенскому старосте, и с этого часа каждый житель стал следить за подозреваемым. Почти никто не спал по ночам, да и средь бела дня никто не смыкал глаз. Потом каждый стал следить за другими, смотрел, кто полил свое поле щедрее, чем было предписано, смотрел, кто осенью вывез из леса больше дров, чем дозволялось законами лесничества, смотрел, кто в охотничий сезон грубо нарушил границы заповедников. Ничего дурного в этом, как вы понимаете, не было, но каждый мужчина и каждый ребенок, не говоря уж о женщинах, держали ухо востро и смотрели в оба. Вот так забота одного человека о самом себе и о каждом посеяла в деревне подозрительность. А с ней страх, а также ненависть. На дверях вывесили призывы: «Каждый житель нашей деревни должен осознать свою ответственность за общество. Все или никто. С богом!» Как будто души людей поразила чума…