Он сделал анонимные пожертвования разным благотворительным учреждениям. Ходил к утренней мессе и к вечерней. Но никому, ни за что не рассказывал он о необыкновенном существе, излучающем блеск и сияние, которое весенним вечером приблизилось, чтобы дать ему знамение, поддержать его, возвысить его одинокое и безвестное существование.
И вот, наконец, настала среда, канун праздника. Жан-Поль Даллю отпросился со службы на этот день, чтобы провести его в молитвах и благочестивых размышлениях. В шесть часов утра он уже слушал раннюю мессу. Когда он собирался выйти из церкви, подошел кюре и ласково положил ему руку на плечо.
— Дорогой Жан-Поль, — сказал кюре.
Смущенный Жан-Поль Даллю молча стоял посреди опустевшей церкви.
— Дорогой Жан-Поль, с некоторых пор вы стали выказывать изумительное благочестие. Я счастлив, что вы снова среди нас. Завтра вы пойдете в процессии…
— Я стараюсь это заслужить, святой отец.
— Понимаю, понимаю. Могу ли я, однако, с вашего разрешения…
— Да? — настороженно отозвался Жан-Поль.
— Не знаю, как сказать. Вы не пропускаете ни одной мессы. Вы постоянно исповедуетесь. В этом смысле вы безупречны. И все же… Вы какой-то угрюмый. Вы чем-то озабочены, дорогой Жан-Поль. Вы словно что-то скрываете. Знаете, у меня сложилось впечатление, что вы не все мне сказали, что вы храните какой-то секрет, который сковывает вас и отдаляет от людей…
И тогда, сидя рядом с кюре на последней скамье маленькой церкви, Жан-Поль Даллю сбивчиво рассказал об улице, двух башнях, тюрьме на холме и о видении, возникшем на фоне привычного пейзажа. И о своей уверенности в том, что видение избрало именно его. О том, что его отличили среди других. И о том, как он вел себя с тех пор.
Кюре слушал молча.
Когда Жан-Поль закончил свой рассказ, он помолчал еще минуту, а потом медленно произнес:
— Это очень плохо, сын мой.
Жан-Поль вздрогнул.
— Это тяжкий грех гордыни.
— Гордыни, святой отец?
Ему не верилось.
— Ну разумеется, — продолжал кюре. — Вы подумали, будто вам было знамение свыше, мой бедный друг, в то время как у вас была простая галлюцинация от усталости… или от избытка алкоголя. Это прискорбное заблуждение. Но господь в своей неизреченной доброте простит вас, если вы смирите дух и сознаетесь в этом. Идемте в исповедальню.
Но, выходя этим утром из церкви, Жан-Поль Даллю не был кроток сердцем и покоен душою. Тревога и обида переполняли его. Ведь его не выслушали. В его тайне ничего не поняли. А он был уверен в том, что знал. В том, что видел. В том, что говорил.
День прошел не так, как надо.
Кафе «Лебедь», кафе «У моста», сперва он молчал, потом стал бормотать себе под нос, потом рассказывать вслух свою историю, потом хватать людей за руку, чтобы рассказать ее снова. А еще солнце пекло вовсю. И столько пива было. И в двух шагах — Нижняя улица, фигурки перед гостиницами, крашеные волосы этой смуглянки, которая всегда была так внимательна к нему. Уж она-то по крайней мере выслушает его историю, не станет хихихать, как другие.