– Как получилось,– говорит он, глядя на Карамана,– что в Париже для меня оказалось невозможным найти карту Мадрапура?
– Вам бы это не удалось и в Лондоне,– говорит Караман, кривя губу.– Единственные карты этого региона – индийские, а правительство Индии не признаёт существования независимого Мадрапура. На картах даже такого названия нет.
– В таком случае,– говорит Пако с широкой улыбкой,– если такого названия нет на картах, откуда мы знаем, что Мадрапур существует?
Караман в свой черёд тоже улыбается, сохраняя при этом чопорный вид.
– Я полагаю,– говорит он с иронией,– это произошло потому, что туда уже кто-то ездил.
После чего опять наступает молчание, и кажется, будто ирония обращается, как бумеранг, на самого Карамана. Похоже, что никто из пассажиров нашего самолёта не бывал в Мадрапуре, а если кто-то и был, не считает нужным об этом сказать. Я гляжу наугад на Христопулоса, но его лицо, надёжно укрытое беспокойно бегающими глазками и огромными усами, непроницаемо.
– Мадемуазель,– говорит Бушуа, измождённый компаньон Пако,– был ли уже до этого хотя бы один рейс на Мадрапур?
– Дорогой мой, ведь бортпроводница уже ответила на ваш вопрос,– говорит Пако с нетерпеливостью, которая меня удивляет. И продолжает таким же раздражённым тоном: – Она ещё раньше сказала, что это первый полёт! Правда, мадемуазель?
Бортпроводница утвердительно кивает головой. Я отмечаю, что лицо её снова утратило живые краски и она судорожно вцепилась ногтями в юбку. Непонятная реакция: в конечном счёте, её ли вина, что наш полёт является первым?
– Истина такова,– говорит Блаватский, который, кажется, на сей раз не очень уверен в себе,– истина такова, что о Мадрапуре мы знаем лишь то, что нам сообщило в своём письме ВПМ. Индия об этом безмолвствует. И Китай тоже.
– Что такое ВПМ? – неожиданно спрашивает миссис Банистер с беспечной небрежностью.
Мы все немного удивлены, что левый полукруг вторгается в беседу, которую ведут между собой мужчины правого полукруга, однако удивление быстро проходит, и Караман учтиво, но с оттенком снисходительности отвечает:
– ВПМ – это Временное правительство Мадрапура. Так вы француженка, мадам? – добавляет он.– Я думал, что вы американка.
– Я дочь герцога Буательского,– говорит миссис Банистер с царственной простотой.
На всех сидящих в салоне, кроме Мюрзек, которая громко хмыкает, эти слова производят сильное впечатление. Все мы немного снобы, даже Блаватский, который теперь смотрит на миссис Банистер новыми глазами.
– Почему же оно временное? – спрашивает миссис Банистер, и её пронзительные насмешливые глаза упираются в Карамана, но шея и корпус при этом кокетливо изгибаются в сторону Мандзони; она, должно быть, очень довольна, что он знает теперь, кто она. На весах обольщения титулованные предки могут в конечном счёте и перетянуть прелесть двадцати юных лет Мишу.