— Надо уметь себя держать, — сказала Людмила Васильевна.
— Говорят, даже книга такая есть, в Таллине вышла, "Правила хорошего тона", вы читали, да?
Людмила Васильевна усмехнулась:
— Нет, такую книгу я не читала…
Да, так же, как к людям надо выходить умытой и причесанной, так и свои печали не надо никому навязывать.
Это ей Ирина Богачева недавно напомнила:
— Ты, Люда, всегда умела вселять бодрость в других, как будто тебе самой легче, чем всем… Доставим, бывало, с передовой раненых, какой-нибудь молоденький солдатик сидит, бледный, от страха трясется. А ты выходишь из операционной, спокойная, сверкаешь своими глазищами: "Кто это у нас тут носом хлюпает, а ну, смелей, веселей гляди, милый. Ты же парень, а не девка". Он, бедняжка, хоть через силу, да улыбнется. Ты всегда жизнерадостная, Люда.
— Это хорошо или плохо?
— Замечательно…
— Есть оставаться жизнерадостной…
И как бы в подтверждение этого своего шутливого обещания, Людмила Васильевна, продолжая перебирать письма, читает в новогодней открытке пожелание Макса Поляновского, журналиста и писателя, который работал в войну в их дивизионной газете:
"С новым годом, мой фронтовой товарищ, милая Людмила Васильевна!.. И пусть еще много десятилетий сопутствуют Вам неизменные для Вас — хорошее настроение и жизнерадостность. Другой мы Вас не знаем".
"Но я-то себя знаю и другой, — думает Людмила Васильевна. — Сегодня я другая. Сегодня тоскую от того, что сдаю дела Шурочке, то есть, конечно, Александре Павловне, подвожу черту под важным этапом жизни". И опять она возвращается мыслями к тому, что, кажется, только вчера было начало, был военный городок в Уручье, была любовь с мужем, волосы без седины, была операционная сестра Мария Александровна, которая учила ее работать…
"Как вас зовут, милочка?" — спросила тогда Мария Александровна и посмотрела пристально, чуть сощурив под сведенными бровями зоркие глаза.
Она была полная, с пышными седыми волосами, уложенными в старомодную прическу. А халат такой белый, такой накрахмаленный, блестящий.
— Так как же вас зовут, милочка?
— Так и зовут, — не поняла Людмила Васильевна.
— Как — так?
— Ну, Мила, Милка… муж зовет Милочка…
Старуха засмеялась:
— Муж, а мне показалось, что совсем молоденькая… — и тут же стерла с лица улыбку: — Маникюр придется убрать, — брезгливо сказала она. — Смыть. Волосы все под косынку. Запомни — в операционной стоять молча. Как будто тебя нет. Но хирург должен чувствовать, что ты здесь и верить тебе…
Как внимательно она учила, как терпеливо… И, действительно, как счастлива была Людмила Васильевна, когда старшая сестра впервые разрешила ей самостоятельно подать хирургу инструмент.