Полковник встал и подошел к окну. Это было его излюбленное место в минуты раздумья.
Далеко внизу, под горой, открывалась панорама утреннего города. У бетонных станок порта суетились люди, и над ними плыло легкое облачко пыли. Цемент. На рейде нетерпеливо дымили серьезные темные громады торговых судов, а за ними, почти скрываясь в утренней дымке, вырисовывались против входа в залив серые приземистые контуры боевых кораблей.
Вглядываясь в открывающуюся перед ним жизнь юного города, Горин чувствовал себя часовым, ответственным за все: за разгрузку судов в порту и быстрое бесперебойное строительство новых домов города, за жизнь и здоровье его тружеников, ответственным за счастье и будущее звонкоголосых мальчишек под окном, за боевую учебу матросов и надежную службу вот этих боевых кораблей на рейде. Почему-то припомнились слова безвестного поэта: «Глаза стариков видят очень далёко…» Горин угадывал среди кораблей эсминец «Благородный». На нем служил этот недостойный сын славного отца…
— Нашел! — От этого стало легче на сердце. — Нашел, с чего начать. — Полковник решительно подошел к столу и торопливым, не крупным, но четким почерком начал писать ответ.
«Уважаемый товарищ Петров! Исполняя вашу просьбу, я отвечу на некоторые вопросы, предложенные вами. Скажу откровенно: получив ваше письмо, я усомнился в своей правоте, решил еще раз вызвать вашего сына и поговорить с ним просто так, внеслужебным порядком. Мы пожилые люди. Что греха таить: с высоты прожитых нами лет и нашего опыта мы не всегда правильно оцениваем то, чем руководствуются в своих поступках молодые. Но мы оба работаем с людьми и для людей. Можем ошибиться, хотя и не имеем права этого делать. Итак, я еще раз говорил с вашим сыном. Это был тяжелый разговор. Чего-то, где-то мы недосмотрели с вами, и из нашей солдатской среды вышел он — глубоко испорченный, не признающий ничего, кроме своих желаний, человек. И вот сейчас, перед тем как начать это письмо, я увидел корабль, на котором он начал свою недолгую службу. Пусть это будет тяжело для вас, но как коммунист коммунисту скажу: я порадовался, что на этом корабле его уже нет. Мы, моряки, всегда пограничники. А на границе так важно чувствовать сомкнутый строй и рядом верную руку соседа…»
Полковник не заметил осторожного стука в дверь. Он поднял голову только тогда, когда дежурный следователь, старший лейтенант Феоктистов, уже стоял перед его столом.
— Что случилось?
— Получено сообщение из городской больницы. Нынешней ночью в ноль часов сорок минут автомашина ЗИС-51 ПК-18-18, управляемая водителем Марининым, доставила в больницу рабочего Северной судоверфи Кондакова, бригадмильца. Тело доставили ехавший с водителем экспедитор рыбокомбината и подоспевший к моменту обнаружения Кондакова сержант милиции Волощук. Предварительный диагноз: трещина основания черепа. Удар твердым предметом с неровной плоскостью в затылок. Предположительно — кастетом. Тело Кондакова найдено у обочины дороги, в безлюдном месте за поворотом шоссе, между Промышленным поселком и Северогорском. Водитель утверждает, что он видел в свете фар фигуры двух людей, идущих рядом в сторону Северогорска. Затем машина свернула, и через две-три минуты он заметил на обочине дороги ноги человека.