Домой мы всегда возвращались к обеду. Я стала посещать кулинарные курсы сестер Муньос и вскоре научилась бесподобно готовить жаркое. А уж сделать пирожные для меня было проще, чем расчесать волосы. Научилась я также готовить и индейку под шоколадным соусом моле, и чили с грецкими орехами, и чалупу, и тингу. Много всего.
На занятия мы собирались к десяти утра, по вторникам и четвергам. Учениц было двенадцать, и лишь я одна замужняя.
К тому времени, когда Хосе Муньос кончала диктовать, у ее сестры Клариты было уже все готово для приготовления очередного блюда, и мы принимались за работу.
Работали мы парами. Однажды, когда мы готовили шоколадный соус моле и как раз растирали кунжутные зерна деревянными пестиками, Пепа Ругарда, которая вскоре собиралась выйти замуж, тронула меня за плечо и спросила:
— Скажи, правда, что во время этого нужно закрывать глаза и молиться Богородице?
Я рассмеялась. Весь тот день мы растирали кунжут и проговорили до самого вечера. Еще одна моя подруга, Моника Эспиноса, в это время обжаривала на горелке тыквенные семечки. Ее мы тоже пригласили к нам присоединиться.
Когда все ингредиенты были обжарены, нам предстояло их измельчить.
— Ничего не поделаешь, — вздыхали сестры Муньос. — Наступают трудные времена, так что будет лучше, если вы научитесь пользоваться ручной мельницей.
И мы учились. По очереди вертели ручку мельницы, бросая в нее то арахис, то стручки чили, то миндаль, то семена кунжута. Но нам так и не удалось измельчить все как следует.
Через какое-то время, когда все почувствовали себя полными неумехами, Кларита взялась за дело сама. Она принялась вертеть ручку мельницы своими тонкими руками, раскачиваясь всем телом, пока не истерла все ингредиенты в мельчайшую пыль. Она была маленькая, но сильная. Покраснела, но не вспотела.
— Вот видите? — сказала она под конец. — Поняли, как надо?
Моника зааплодировала, и мы все ее поддержали.
Кларита взяла висевшее на крючке возле раковины кухонное полотенце и вытерла руки.
— Даже не знаю, что вы станете делать, когда выйдете замуж. Вы ведь и во всем остальном столь же невежественны.
К трем часам дня мы наконец закончили готовить моле. Фартуки были все в пятнах, а брызги соуса повисли даже на ресницах. Мы разделали индейку на четырнадцать частей, и каждая девушка унесла домой свою долю.
Когда я вернулась домой, там дожидался Андрес, голодный, как целая стая бродячих собак.
Я подала на стол собственный моле, посыпала его сверху кунжутом, и мы съели его за милую душу, с тортильями и запивая пивом. За все время обеда мы не сказали друг другу ни слова. Порой, делая очередной глоток, мы обменивались какими-то жестами и вновь продолжали жевать. В конце концов он так чисто вылизал свою тарелку, что синий рисунок на ее донышке был виден во всей своей красе. И высказал сомнения, что блюдо приготовила я.