— Сегодняшний вечер ты проведешь в этой постели, с мужем, — ответил он. — Потому что как шпионка ты никуда не годишься, а роль невесты тебе слишком пришлась по душе.
Я сбросила туфли. Затем взобралась с ногами на кровать и свернулась калачиком у него под боком. Вздохнула.
— Зачем ты хочешь, чтобы я осталась? Почему ты вдруг решил меня облагодетельствовать? Ты прекрасно обходился без меня все эти месяцы.
— В разлуке ты мне стала еще желаннее, — ответил он. — Ты такая красивая.
— А Кончита? — спросила я.
— Не задавай неприличных вопросов, Каталина, — ответил он.
— Да ради Бога! Я всего лишь интересуюсь здоровьем женщин, с которыми ты спишь.
— Какой ты стала вульгарной, — поморщился он.
— С каких это пор мы стали такими утонченными? Ты успел этого набраться, пока охмурял племянницу Хосе Ибарры? Они все такие аристократы! Кстати, она по-прежнему живет на ранчо «Мартинес-де-ла-Торре»? Я слышала, ты заказал для этого дома бархатные портьеры и мебель эпохи Людовика XIV, чтобы она не чувствовала себя такой потерянной среди индейской дикости. И чем же она, бедняжка, занимается, когда ты в отъезде? Ей не скучно? Боюсь, ей только и остается, что вышивать подушечки. Представляю, как она расхаживает в соломенной шляпке с вуалью среди батраков и быков.
— У нас есть дочь.
— Ее ты тоже приведешь к нам?
— Она не хочет ее отдавать.
— Другие тоже не очень-то хотели.
— Сказать по правде, другие были не слишком хорошими матерями, — признался он. — А она — хорошая. Она действительно любит девочку и просила меня не забирать ее, чтобы она не чувствовала себя такой одинокой.
— Ради всего святого, сделай одолжение! Вокруг меня и так хватает детей, не говоря уже о подростках.
— Ну-ну, не стоит жаловаться. Скоро я избавлю тебя от моей Лилии.
— От твоей Лилии? Ну, конечно, теперь ты так сладенько поешь: «Моя Лилия!» Наверное, уже забыл, как кричал на нее в те дни, когда нас познакомил. Тебе не дает покоя, что она любит меня больше, чем тебя, хотя ты ей родной отец, а я — всего лишь мачеха.
— Если она тебе не хамит, это еще не значит, что она тебя любит, — ответил он.
— Можешь говорить все, что угодно. Когда ты привел ее, ей было десять. Сейчас ей шестнадцать.
— Ты считаешь, что это твоя заслуга?
— Я ничего не считаю. Я кормлю ее, одеваю, выслушиваю, а все остальное зависит от нее самой. Здесь все предоставлены себе: и твои дети, и наши общие. Ты считаешь, что я и Чеко ничему не научила?
— Да уж конечно, ничему хорошему. Ну ладно, хватит философствовать, — сказал он и притянул меня к себе. — Лучше сними свитер и ложись рядом. Я гляжу, в талии ты похудела. Как тебе это удалось?