— Не расстраивайся, — сказала я. — Андреса совершенно не волнует, какими средствами будет обеспечен успех кампании. В любом случае, ты ведь хочешь победить, так?
— Я хочу, чтобы ты пошла со мной на демонстрацию, — заявил он, встряхнув головой.
На следующий день он прислал за мной шофера. Тот протянул мне букет цветов, к которому была приложена визитная карточка с надписью: «Пожелай мне удачи в день 1 мая».
Мы наблюдали демонстрацию в День трудящихся с балкона одного из зданий профсоюза в Мадеро. Альваро Кордера, изящный и утонченный, стоял рядом с Фито — упитанным, круглолицым и с самодовольной улыбкой на губах. Поначалу все шло хорошо — пока на улице не появилась колонна железнодорожников, которые принялись кричать «Да здравствует Браво!» и швырять гнилые апельсины в сторону нашего балкона. Я думала, Родольфо придет в ярость, но он держался столь невозмутимо, что мне стало даже скучно. А он по-прежнему стоял рядом с Кордерой, всем своим видом излучая торжественность и не теряя прежней улыбки.
Один апельсин долетел до балкона и размазался по моей юбке — на мне как раз было платье из светлого шелка. Отдавая должное невозмутимости Родольфо, я решила вести себя так же: не двигаться с места, мило улыбаться — одним словом, держаться так, будто ничего не случилось. Когда демонстрация закончилась, Фито спросил у Кордеры, не находит ли он, что я вела себя, как мудрая королева, и Кордера преспокойно с ним согласился.
— София нипочем бы такого не пережила! — не унимался Фито. — Как удачно Андрес выбрал себе жену! Ты поистине смелая женщина! — продолжал он, когда мы на машине возвращались домой.
Он проводил меня до самых дверей и на прощание расцеловал руки и испачканную юбку.
«Интересно, он сам пишет речи? — думала я, поднимаясь по лестнице к себе в спальню. — А впрочем, такой напыщенный тип вполне мог бы посвятить себя написанию речей».
Вечером позвонил Андрес, чтобы меня поблагодарить. От него я тоже получила свою долю восхвалений.
— Ты прошла боевое крещение, — сказал он. — И превосходно усвоила уроки. Теперь ты можешь посвятить себя политике. Могла бы поддерживать меня, как сегодня поддержала Тюфяка.
Я представила его сидящим за письменным столом, заваленным бумагами, которых он никогда не читал. Как наяву видела его улыбку, слышала раскаты смеха. Тогда мне еще многое в нем нравилось.
— Когда ты приедешь? — спросила я.
— Возвращайся завтра сама, через пять дней приезжает президент Агирре.
И я вернулась домой. Встреча президента прошла идеально. Тысячи детей в национальных костюмах прошли перед нами безупречно ровными разноцветными колоннами. Агирре сердечно поблагодарил Андреса за теплый прием. Донья Лупе отправилась со мной в приют и пожертвовала изрядную сумму на завтраки, которой должно было хватить на ближайшие полгода. Затем мы на машине отправились в горы. Там Андрес объявил индейцам, что они могут попросить президента обо всем, чего пожелают, и мы весь день выслушивали их просьбы. Около восьми часов я предложила донье Лупе поужинать булочками и кофе с молоком. Когда около одиннадцати мы вернулись, ее муж все еще терпеливо выслушивал бесконечные просьбы индейцев. Андрес был тут же — весьма довольный, с неизменной сигарой в зубах. Мы с доньей Лупе отправились спать. Генерал вошел в комнату только в четыре часа утра.