А если так… Значит, для нее это тоже важно! Не вполне понятно почему, но ведь это можно узнать.
Излишне упоминать то, что историю жизни Лины Стефан советнику пересказывать в подробностях не стал. Но пропавший без вести знаменитый артефактор как‑то на диво хорошо вписывался в эту историю.
Стефан показал Дамиану список, в котором незаполненными остались только описания двух персонажей, и попросил припомнить: как выглядели эти двое? Пришлось напрячь память, но картина не вырисовывалась.
— Значит, Зигфрид фар Гонтмайер и Спирос Кентаврион? Были такие. Спирос родственник Азильды по отцу. Демоны, был же такой, а как выглядит не помню, хоть убей! Вроде высокий, полный господин, а может и нет… Или это наоборот, Зигфрид был… Он — родня Азильды по матери, она у нее родом из Гремона. Почему‑то эти два персонажа у меня путаются и сливаются. Знаешь, давай князя спросим. Он у нас художник, должен лучше запоминать лица.
Стефан напомнил советнику, что князь уже битых две декады не вылезает из мастерской и совершенно никого не хочет ни видеть, ни слышать.
— Картину пишет, — прокомментировал Дамиан, — За такое время должен был уже закончить, мне кажется. Дольше он только над большим батальным полотном работал, а сейчас у него и подрамника подходящего не было. Вряд ли он взялся за что‑то грандиозное.
Стефан был с ним согласен, но ворваться ни с того, ни с сего в святая святых — мастерскую Ромуальда не решалась даже Азильда. Князь очень не любил, когда ему мешали творить. Не раз и не два он объяснял советнику, что в такие моменты лучше принять решение самому, пусть и неправильное, чем спугнуть музу своего господина!
Так что до обеда они просидели, изучая и обсуждая всю доступную информацию. В кои‑то веки Стефан сумел показать себя с лучшей стороны и удивить Дамиана взвешенностью и продуманностью своих суждений. Еще бы! Все это неоднократно было пережевано в беседах с Эммелиной, а уж она соображала ничуть не хуже умного советника.
А к обеду из своей берлоги выполз наконец Ромуальд. Дамиан правильно рассчитал: по выражению лица, на котором гордость смешивалась с облегчением, становилось ясно: князь дописал‑таки свое творение и готов представить его миру. А значит, вскоре он будет готов выслушать своих советника и мага.
Но опытный советник для начала дал князю возможность похвастаться и спросил:
— Ну как, получилось?
— Я не буду вам ничего говорить, — кокетливо произнес Ромуальд, — Идите и смотрите!
И он распахнул перед друзьями двери мастерской.
Картина стояла на треноге, повернутая лицом к окну, так что от входа увидеть ее было невозможно. Не большая, но и не маленькая, полтора на полтора локтя, — оценил Дамиан. Что же так вдохновило Ромуальда, что он двадцать дней без перерыва творил, забыв обо всех делах?!