Мы оба были счастливы ни о чем не говорить, мы оба искали в музыке забвения, топили в ней все, что мучило и терзало каждого из нас... Потом мы ужинали, пили чай. Потом опять погрузились в музыку и пение. Володя очень просил меня спеть "Последний аккорд" Прозоровского, он любил мне сам аккомпанировать, но я отказалась, не объяснив ему причины. Я боялась раскрыть рот, чтобы не разрыдаться, чтобы не прервать рыданием эту фальшивую, искусственно созданную и стоившую огромных мук атмосферу беспечности и лживой веселости. Я очень опасалась помешать его благоразумному решению со мной расстаться и никогда больше не видеть меня.
А он все пел и пел... Его темные глаза были особенно блестящими и часто останавливались на мне с каким-то новым, совершенно незнакомым мне выражением.
"Что это с ним?" - тревожно спрашивала я сама себя и, не находя ответа, старалась казаться веселой и смеялась. А он доставал все новые и новые нотные тетради.
- Не могу больше! Пальцы устали! - сказала я наконец, уронив руки на колени.
- Но ведь это в последний раз! - попросил он ласково.
- Не могу! Посмотри, уже второй час ночи!
Он спохватился:
- Ах да... Проклятая стрелка, как быстро она бежит!
Он встал, подошел к шкафчику, висевшему на стене, вынул из него перевязанную пачку и положил ее мне на колени.
- Что это?!
- Твои письма...
- Вот этого я от тебя никак не ожидала! - вспылила я. - Почему ты их не сжег? Почему? Хотел по шаблону цыганского романса: "Вот ваш портрет и писем связка"? Или ты делаешь это, чтобы дать пощечину моему самолюбию?..
- Что ты! Что ты! - Он схватил мои руки, покрывая их поцелуями. Глупая ты, я не хочу, чтобы они попали в чужие руки, ты писала, когда немножечко любила меня... я не могу разорвать ни одного листка, написанного тобою! - И добавил, горько усмехнувшись: - Скоро ты снова поверишь в мою любовь... когда я докажу тебе, как легко мне расстаться с жизнью...
- Опять? Опять? - воскликнула я. - Что ты пугаешь и мучаешь меня? То вену вскрыл, то хотел маму зарезать... как тебе не стыдно! Ты ничего с собой не сделаешь, а просто тебе нравится мучить меня. Я устала, устала от всего того, во что ты обратил мою жизнь! - Не выдержав, я заплакала. - Вот и сейчас все у тебя какая-то театральность: "последний вечер", фрак, какой-то глупый парад, какие-то многозначительные фразы... Разве ты не видишь, как мне самой тяжело?
- Вижу, вижу. - он тоже заплакал.
Мы оба сели на диван, слезы наши смешались. Мы сидели обнявшись, он утирал мне слезы, утешал меня, ласково целуя и гладя мои волосы.