Таня залезла с ногами на табуретку, шагнула на подоконник. Открыла форточку. Вытянула наружу худую руку, насыпала крошки в маленький, со всех сторон открытый деревянный домик, висевший по ту сторону окна. На зиму они всегда устраивали для птиц кормушку.
Мещане — это что-то нехорошее, помнил Шурка. Нельзя быть мещанами, говорили папа и мама.
Таня закрыла форточку и некоторое время постояла на подоконнике. Вдруг кто-то сразу прилетит. Она смотрела сквозь холодное стекло и думала, что люди зимой одни во всей природе; хорошо, что хоть кто-то остается с ними.
На тоненьких ножках в кормушку вскочил воробей, принялся клевать.
Таня молча наблюдала за ним.
— Папу нужно спасать, — неуверенно сказал Шурка.
Таня не спеша слезла.
— Если бы его нужно было спасать, мама бы не повела Бобку в садик и не пошла бы на работу, — терпеливо объяснила Таня. — Мама сказала: он уехал в срочную командировку. Зачем ей врать? И вообще, мне еще портфель собрать надо. И нас обедом покормить. Лучше бы ты тарелки пока расставил.
Рассказ брата нимало не встревожил ее. И Шурка подумал: может, зря он так разволновался?
Таня поправила шторы.
Теперь, когда за окном виднелось нежное голубое небо, слова соседки утратили зловещий смысл. И правда, подумал Шурка. Но всё равно показал Таньке язык.
Таня убрала с большого круглого стола свои книги и тетради. Сунула их в портфель. Оправила скатерть. Шурка поставил на стол две тарелки, положил две ложки.
Мама работала до вечера, Бобка оставался в садике на продленные часы. Шурка и Таня обычно обедали вдвоем.
Таня осторожно высвобождала из толстого ватного одеяла кастрюлю с супом, которую мама пеленала каждое утро, перед тем как уйти на работу. Кастрюля была еще теплой.
Внезапно в замке хрустнул ключ.
— Мама?
Мама скинула ботинки. Повесила пальто.
— Ура! Мамочка!
Шурка бросился к ней. Обнял.
— Ты на обед пришла? — изумилась Таня.
— Нет. Я совсем пришла, — сказала мама.
Шурка радостно побежал за третьей тарелкой. Остановился.
— А Бобка?
— А Бобку я вечером заберу, — пробормотала мама. — Вот здорово, — сказала она, озабоченно оглядывая стол. — В кои-то веки пообедаем вместе.
Сели.
Весь суп мама молчала. Таня и Шурка тоже притихли. Котлету мама съела молча. Налила им чаю, себе — кофе. И тоже без единого слова.
— Мамочка, ты заболела? — осторожно спросил Шурка.
— Ничуть, — весело отмахнулась мама и отпила кофе.
Шурке вдруг вспомнилось, как однажды они покупали фарфоровые чашечки. Продавец звонко стукала карандашом. Каждая чашечка звонко откликалась. А одна откликнулась звонко с трещинкой, и ее заменили другой, отозвавшейся чистым «дзынь!». Вот и сейчас, когда мама сказала «ничуть», голос у нее был звонкий, но с невидимой глазу трещинкой.