— И лучше булку, а не хлеб.
Шурка бросил горсть, крошки запрыгали по земле. Но сорока втянула голову в плечи и метнулась в кусты, как будто в нее полетели не крошки, а пули.
— Товарищ сорока!
— Извините, пожалуйста, за беспокойство! — обратилась в сторону кустов Таня.
— Это самая свежая булка. Сегодня испеченная, — добавил Шурка, теперь уже осторожно высыпая крошки перед кустами ровной дорожкой.
— Ненавижу беспокойство! Мне вредно беспокоиться! Из-за вас у меня началось ужасное сердцебиение! Ах! — отозвался из-за кустов слегка потрескивающий голос.
— Отойдем немного, — сказала Таня брату. — Она боится.
С почтительного расстояния они возобновили переговоры.
— Товарищ сорока, позвольте задать вам вопрос.
— Вопрос? Какой вопрос? Зачем вопрос? Не надо вопросов. Как бы чего не вышло. У меня от ваших вопросов сердце останавливается.
— Извините, оно у вас или ужасно бьется, или останавливается, — не удержалась Таня.
Шурка несильно ткнул ее кулаком.
— Нашего папу забрал…
Вышло еще хуже.
— Я не брала! Я ничего не брала! — застрочила сорока как полоумная. — Я ни при чем! Не знаю! Не слышала! Не видела!
— Мы знаем, что вы не брали, — проговорила Таня, еще больше раздражаясь, но стараясь этого не показывать. — Вот тупица, — беззвучно прошептала она.
— Это Черный Ворон забрал папу! — поспешно уточнил Шурка.
— Нет-нет-нет-нет-нет! — трещала сорока. — Не рассказывайте. Не хочу знать. Меньше знаешь — крепче спишь. Мое гнездо с краю. Мое дело сторона. — И, сверкнув на солнце зелено-синим, улетела.
Она уселась на мраморную голову, увенчанную каменным венком. Замок рыжей громадой высился позади. Император и бровью не шевельнул, сохраняя то же надутое грозное выражение. С сорокой на голове и грозным лицом он выглядел потешно.
— Трусливая дура! — крикнула Таня.
Сорока уронила из-под хвоста сверкнувшую на солнце каплю. Капля упала императору на грудь белым пятном.
— Да-а… — протянул Шурка. — Обещаю никогда ничего не бояться.
— Стыд и позор, — согласилась Таня. — Что ты делаешь! Шурка!
Шурка с виноватым видом замер. Он потихоньку прогрыз в булке дыру. Щеки его ходили из стороны в сторону. Он виновато смотрел на сестру, но жевать не перестал.
— Ну дай мне тоже, — смягчилась Таня и тоже отломила кусок.
Жуя булку, они вышли из парка на Садовую. Сновали пешеходы. Катили мимо трамваи.
— Танька, а какие еще есть птицы?
— Смотри! — вдруг воскликнула сестра. — Смотри!
С Марсова поля на Садовую вышла колонна пионеров.
Кумачовые лозунги, распяленные меж двух палок, плыли над головами детей, надуваясь, как паруса.
Рядом плыли фанерные таблицы с цифрами. Нули на них были похожи на изумленные глаза или удивленно раскрытые рты.