— Скажите, вы мальчик или девочка? — пролепетало одно существо.
Шурка повернулся. Вся комната слушала.
— Я мальчик, — звонким голосом сказал он и приготовился драться, если понадобится.
Существа посмотрели на его сжатые кулаки. Второе — не то, которое спрашивало (а может, и оно), — тихонько засмеялось.
— Вы не бойтесь, здесь только шпионы и враги народа.
Шурка подумал, что сейчас умрет.
— Я не враг! — выкрикнул он. — Не шпион!
— Я Зоя, а это Митя, — словно не расслышав, представились существа.
— Я не враг!!! — громче крикнул Шурка.
— А как вас зовут? На самом деле?
Вопрос поразил Шурку. Что они здесь, все сумасшедшие?
Внезапно затрещал громкий звонок. Он словно ввинчивался в здание от подвала до чердака. Серые дети, молча толкаясь, быстро построились в пары. Зоя и Митя, которых Шурка по-прежнему не различал, затащили его перед собой. Рядом с ним встал какой-то лопоухий мальчик.
— Меня зовут Аня, — сказала «мальчик» и добавила: — По-настоящему.
— Шурка, — сказал Шурка всем трем и повторил, хотя и не понимая здешнего порядка: — По-настоящему.
«Пусть только Ворон здесь покажется, — пообещал себе Шурка. — Я спрошу его прямо. Пусть отвечает!»
Колонной дети потопали по коридору вслед за тощей унылой женщиной в серой форме, как у всех здесь.
На входе стояла уже знакомая ему Тумба. В руках у нее был листок. Сверяясь с ним, Тумба выкрикивала:
— Вилор! Ноябрина! Тракторина! Марлен! Динара!
Дети по очереди парами просачивались внутрь. Тумба ставила галочки в своем списке. Внутри все молча рассаживались за столами.
— Коммуний! Владилен! Рэм! Октябрина! К большому удивлению Шурки, при слове «Октябрина» Аня двинулась вперед.
— Сталюд!
Шурка остался стоять, дожидаясь, когда его вызовут.
— Сталюд! — рявкнула Тумба.
— Иди, иди, — испуганно зашептали ему в спину Зоя и Митя.
Шурка пожал плечом. Не такой он дурак, чтобы дразнить злобную Тумбу.
Но Тумба вдруг схватила Шурку за ухо, так что слезы брызнули, и заорала в самую ушную раковину:
— Сталюд!!! Оглох ты, что ли?!
И пихнула внутрь.
На Шурку дохнуло влажным паром.
Стены в зале были кафельные, а потолок казался низким из-за белесого чада. Теснились столы и стулья. Пахло едой. Это была столовая.
От стены до стены тянулся плакат с большими буквами: «Когда я ем, я глух и нем».
Шурка сел рядом с Аней-Октябриной. Ухо его горело от боли. Митя и Зоя сели напротив.
Перекличка продолжалась. Порхали имена одно страннее другого. Людей так не называют!
Дети всё просачивались и рассаживались.
— Какой еще сталюд-страхолюд? — возмутился Шурка, но, на всякий случай, шепотом.