- Но это же может ее опозорить! - воскликнула Моника.
- Опозорить? - изумилась Генриетта. - Поверь мне, ни один нормальный мужчина никогда не захочет, чтобы его жене стало известно о том, что он завел себе другую женщину. Можешь быть уверена, что он будет крайне скрытен и осторожен. Иногда это даже забавно - наблюдать со стороны. К тому же, нет ничего страшного в том, что кто-то что-нибудь заподозрит и немного посудачит. Клянусь тебе - я никогда этого не замечала. Когда Жан спал со своей маленькой шлюшкой в какой-то занюханной комнатке, я сидела здесь в своей просторной гостиной в роскошном туалете, попивала дорогое вино и общалась с интересными людьми. Нет, мне никогда не было ни малейшего дела до Жана и его похотливой потаскушки. Когда он бывал с ней, то оставлял меня в покое, а мне только этого и хотелось. Я была счастлива без его приставаний, и уж безусловно куда более счастлива, чем он сам.
Той ночью Моника долго не могла сомкнуть глаз. Интересно, думала она, сколько женщин могли распланировать свою жизнь столь же продуманно и тщательно, как Генриетта. Должно быть, немногие. Вот почему трущобы Ливингстона и подобных городков сплошь населяли женщины вроде Жоржетты Монтамбо или Жаклин Жоликер, которые ютились в тесных и убогих, переполненных жильцами комнатенках и каждый год рожали детей. Детей, которых приходилось забирать из школы и отправлять на фабрики, чтобы они зарабатывали деньги на еду и одежду для других детей. Такие женщины, как Жоржетта и Жаклин рано старились и умирали молодыми, прожив жизнь в грязи и ничего в ней так и не повидав, кроме нищеты и трудностей, скотов-мужей, да вечно визжащих детей.
Нет, думала Моника. Помоги мне, Господи. Только не это!
Охваченная паникой, она соскочила с кровати и кинулась к зеркалу.
Я же такая молодая, думала она, и, по слова Grand-mere, прехорошенькая. Моника посмотрелась в зеркало, и сердце ее на мгновение замерло.
Это правда, подумала она, я и в самом деле красива. Я могла бы найти себе мужчину, если бы захотела. Я могла бы выйти замуж, обзавестись чистым и уютным домом и никогда не возвращаться в Ливингстон. И тогда мне бы никогда не пришлось работать на фабрике.
На следующее утро Моника отнесла в спальню бабушки поднос с завтраком и терпеливо сидела, дожидаясь, пока Генриетта не выпьет первую чашечку кофе.
- Я не спала почти всю ночь. Grand-mere, - сказала наконец Моника. Я все обдумывала то, что ты мне вчера сказала.
- Ну и?.. - спросила старушка.
- Я поверила каждому твоему слову.
Генриетта посмотрела на свою внучку, кожа которой казалась свежей и атласной даже в ярких лучах утреннего солнца, и вдруг рассмеялась.