Нантская история (Соловьев) - страница 276

«Он мог бы просто уйти отсюда, — подумала я невесело, — И я бы мучительно умирала несколько недель подряд голодной смертью в локте от заставленной пищей стола. Но он, конечно, не уйдет просто так. Сперва закончит дело. Он словоохотлив и не прочь поболтать чтобы потешить свою гордость, но он сказал правду, он профессионал и у меня была возможность убедиться в этом. А я — бездвижная калека. Раньше я могла управлять чужими руками, теперь у меня нет и их».

Только Клаудо, и тот не человек — лишь жалкое его подобие.

Клаудо. Спасительная мысль мелькнула крошечной, но яркой звездой, на мгновенье осветив плотную темноту безнадежности. Если тот, кто называл себя отцом Гидеоном, подойдет поближе… Господи, это даже не шанс, это нечто несоизмеримо меньшее. Но кроме этого у меня, пожалуй, ничего и нет. Надо хотя бы попытаться.

— Это ничего не меняет, — сказала я, надеясь, что голос выражает должную степень презрительности, — То, что вы тайный агент не епископа, а Императора, ничего не меняет. Подумаешь, не одна крыса, так другая… Никакой разницы. Но надо думать, что если вы прибыли из самого Аахена всего лишь ради того чтоб прищемить немного пальцы графа Нантского, то вы не более чем мелкий слуга на посылках. Хотя наверняка пытаетесь себя убедить в том, что совершили нечто значительное.

Кажется, уязвить его самолюбие было невозможно. Он довольно улыбнулся, точно мои слова искренне позабавили его.

— Прищемить пальцы? Ну конечно, ты же так ничего и не поняла. Где твой ясный ум? Где проницательность? Никто не собирается прищемлять излишне жадные пальцы графа Нантского по той простой причине, что он уже мертв.

— Что? — остатки мыслей свились в пестрый клубок и я почувствовала, что окончательно теряю над ними контроль, — Граф мертв?

— Да. И сделал это я.

Кажется, кто-то из нас сошел с ума. Да, так и должно быть. Или я или же… Точно, наверняка он попросту сумасшедший. Очень опасный и коварный сумасшедший. Я вспомнила графа. Его изукрашенный золотой панцирь, осанку атлета, гордо поднятую голову в обрамлении густых волос, обруч на лбу… Граф мертв? Дьявол, что тут вообще происходит?

Я словно оказалась зрителем пьесы, в которой у всех актеров оказались перепутаны маски. Я видела действие за действием, акт за актом, но вместо ясности погружалась все глубже и глубже в истинный хаос. Конечно, сумасшествие бы все объяснило. Но я видела направленный на меня взгляд, и понимала, что этот человек никак не может быть сумасшедшим. Напротив, в его невыразительных глазах можно было рассмотреть ум — гибкий, как смертоносный бич, сильный, уверенный.