У Евы болезненно сжалось сердце, когда она подумала об отце. Это ощущение удивило ее. Они с отцом уже долго не ладили, но она помнила лучшие времена из своего детства. Ее вновь обретенная решимость явно передалась от него.
– Ты так и не рассказала, как съездила к родителям, – заметила Сильветта, открывая флакон с красным лаком для ногтей.
Действительно, Ева не говорила об этом даже с Луи во время обратной поездки в Париж. Они сидели рядом в неловком молчании. Когда она вернулась в дом Ларуш, то открыла маленькую сумку, которую ей дала мать на крыльце во время прощания. Внутри лежали две пары удобных чистых панталон и десяток перников, ее любимых польских пирожных из заварного теста. Даже сейчас, при воспоминании об этом, у нее на глаза навернулись слезы.
Ева Гуэль и Марсель Умбер были очень разными людьми, а теперь это стало еще более заметно, чем раньше.
– Мама считает, что мне нужно выйти замуж за Луи.
– Ты не согласна?
Ева знала, что он хороший человек, и на мгновение задумалась о такой перспективе.
– Хотелось бы… если бы я могла.
– А что думает твой отец? – спросила Сильветта.
– Он думает, что я должна вернуться в Венсенн.
– А как же твои отношения с Пикассо?
Ева резко выпрямилась и выронила ножницы, упавшие на разложенную ткань.
– Только не говори, будто ты думала, что я ни о чем не догадывалась, – хихикнула Сильветта.
Ева пришла в ужас.
– Он сам сказал тебе? Или это была Мистангет? О Господи, что со мной будет!
– Никто мне ничего не говорил, но я вижу то, что вижу. Я была рядом в тот вечер, когда он пришел в гримерную вместе с мсье Оллером. Я видела вас обоих, а потом снова видела у Стайнов. Такие искры не летали в воздухе даже в день штурма Бастилии.
Ева покраснела, но не от смущения.
– Пикассо – настоящий бонвиван, – продолжала Сильветта.
– Я знаю.
– У него есть Фернанда.
– Это мне тоже известно.
– Луи был бы гораздо более надежным выбором.
– Но мне не нужен Луи, – с болью ответила Ева.
– Что же ты будешь делать?
– Сейчас он уехал на юг, и я в любом случае ничего не могу поделать.
– По словам Мистангет, Фернанда отправила Пикассо покаянное письмо, и они снова начали разговаривать друг с другом. Только вчера он ответил ей, и подозреваю, она вскоре отправится к нему.
Образ Пикассо ярко возник перед мысленным взором Евы. Запах лака для ногтей так напоминал его студию, пропахшую краской и скипидаром… Ева все помнила. Она знала, что вела себя наивно, но было трудно представить, что случившееся между ними ничего не значило для него. Она снова посмотрела на разложенную ткань для костюма.