Пикассо не мог быть причастен к краже «Моны Лизы», но Ева сама видела краденые скульптуры. Возможно ли, что он что-то знал о местонахождении пропавшей картины? Время и обстоятельства свидетельствовали против него.
Еве было тяжело признать, что она на самом деле совсем не знала этого человека. Самые разные эмоции проносились в ее голове, словно вспышки фейерверков, и она никак не могла собраться с мыслями.
Потом, как будто всего остального было недостаточно, она увидела Фернанду Оливье, скрывавшуюся в тени под навесом. Рядом с ней стояла Жермена Пишо, с которой Ева познакомилась в цирке Медрано. Женщины наблюдали, как Пикассо препровождают в полицейский участок.
Разумеется, Фернанда не могла пропустить такой момент. Она была любовницей Пикассо и называла себя его женой. Эти две женщины принадлежали к большой семье Пикассо, а Ева наивно воображала, будто их короткий роман был для него не просто мимолетным увлечением.
Ее разум внезапно померк, словно окутанный серым погребальным саваном. У нее подогнулись колени, и она опустилась на тротуар. В последний момент она лишь успела подумать, какой дурой выставляет себя перед окружающими.
– Может быть, ты немного поешь? Или хотя бы выпей чаю, – умоляющим тоном попросила Сильветта.
– Не знаю, что со мной произошло, – прошептала Ева. – Мне очень стыдно.
Было уже поздно – она не знала, как поздно, но за окнами сгустились сумерки, и свет из приоткрытой соседней двери отбрасывал янтарные отблески в их маленькую комнату.
– Если ты не будешь есть, Луи придет сюда и покормит тебя с ложечки. Он бродит по коридору с тех пор, как Мистангет привезла тебя домой.
Милый Луи. Его дела наконец-то пошли на лад; он продавал акварели, а теперь еще и занялся скульптурой. Ева заботилась о нем. Они разделяли нечто реальное, хрупкую неопределенность, вероятно, похожую на то ощущение, которое сблизило Фернанду и Пикассо в первые годы их жизни в Париже.
Пикассо принадлежал Фернанде. То, что Ева увидела сегодня, доказывало ее право называться мадам Пикассо. Она заслужила этот титул, и Ева понимала, что у нее самой с самого начала не было ни единого шанса. Она гадала, не пора ли ей самой называться «мадам Маркуссис».
– Попроси Луи прийти сюда, – обратилась она к Сильветте.
Возможно, настало время выяснить это.