Теперь же Гонорию предстояло стать едва ли не важнейшей частью нашего плана: если нанять двух лоботрясов за копейки мог любой прохиндей, то породистый скакун был по карману лишь зажиточному магу и являлся убедительным доказательством достатка своего владельца. Беда заключалась в том, что Виктредис за время своих странствий проникся крайним отвращением к верховой езде и отказывался даже приближаться к коням, какими смирными бы они не были; Гонорий же, будучи скотиной откровенно недоброй, закономерно вызывал у него антипатию особой силы. Из запутанных смутных историй, которыми потчевал меня магистр, когда мы с ним засиживались за бутылкой вина, я поняла, что с конями у него связаны крайне неприятные воспоминания: власти одного из городов, где набедокурил беглый чародей, собирались четвертовать его лошадьми по старинному обычаю. Намерение это почти было исполнено, как вдруг Виктредису улыбнулась редкая удача — его помиловали, уж не знаю, по какой причине. Учитывая то, что четвертования в наши времена удостаивались лишь самые дерзкие преступники, я утвердилась в мысли, что направляться с магистром на юг, где его, наверняка, все еще помнили, следовало в последнюю очередь.
— Кажется, чертов дождь утихает, — подал голос магистр Виктредис, которого теперь мне предстояло именовать Леопольдом. — Хотел бы я знать, сколько мы еще будем плестись по грязи? Вы уверены, что ведете нас в правильном направлении? Сдается мне, если бы мы шли в верную сторону, то давно бы добрались до проклятого холма. Я чую запах болот, а ноги вязнут все сильнее! Мы забрели в дальние трясины!
— Это всего лишь лужи, — не менее сварливо отвечала я. — И если бы вы чаще отправлялись со мной на ночную охоту, то знали бы, что именно так всегда воняет на этой околице Эсворда, а грязь здесь не просыхает даже в самые засушливые годы.
— Я бы предпочел не знать об этом вообще, — вздохнул магистр, и переключил свое внимание на упирающегося коня, осыпав его градом ругательств и проклятий. Тропинка здесь сужалась, и по обе стороны ее произрастал густой колючий кустарник, норовящий изорвать наши плащи и выдернуть пару-тройку пучков волоса из роскошного хвоста нашего скакуна.
— Мы почти пришли! — объявила я. — Чувствуете?..
— Что именно? — голос Виктредиса-Леопольда сочился ядом. — Холод? Голод? Шипы, вонзающиеся в тело? Воду, плещущуюся в сапогах?
— …А мне вода попала даже за шиворот! — с некоторой гордостью сообщил Виро. — Я определенно это чувствую!
— О, как же вы мне надоели! — застонала я. — Мы стоим почти у того самого места, где раньше был дом поместного чародея! И если вы прекратите жаловаться и стенать, то непременно заметите, что здесь многое происходит вовсе не так, как повсюду. Думаете, дождь сам по себе утих, как только мы подошли сюда? Осмотритесь вокруг — вы не находите, что здесь намного светлее? А теперь посмотрите на небо!