Пусть не решим мы всех проблем,
Не решим всех проблем,
Но станет радостнее всем,
Веселей станет всем!
Это и есть гимн! Ну, конечно! Это и есть гимн Российской Федерации! Само слово «КВН» убрать, а так хоть сейчас неси на утверждение. И самое главное, догадался об этом кто? Не абы кто, а Михаил Юрьевич Леснер! Именно! Сбылась давнишняя мечта – утереть нос всем художникам, которые внутренней свободой заставили Михаила и других администраторов почувствовать собственную неполноценность. Одно-единственное попадание в жизни, как у Эйнштейна – и никто не зачеркнет твоего имени, выбитого на главной отечественной мраморной плите! Кинофильмов полно, романов еще больше, авангардистов, мечтающих переплюнуть «Черный квадрат» Малевича, хоть пруд пруди, а гимн – он один! Леснер посмотрел на часы и вспомнил, что примерно с час его должен ожидать в приемной Александр Буревич, который еще вчера выпрашивал аудиенцию.
– Буревича ко мне! – Леснер скомандовал секретарю и от волнения заходил взад-вперед по кабинету.
Буревич не заставил себя долго ждать. Сидел он, правда, не в приемной, а пятью этажами ниже, в министерском буфете, где наворачивал торт с клубничным сиропом.
Однако после вызова ступенчатая лестница подняла наверх стодвадцатикилограммовое тело гораздо быстрее, чем это сделал бы скоростной лифт.
– Бронза! – Леснер хлопнул его по животу. – Пляши, Александр Витальевич! Я гимн России придумал. Пляши!
– Я не сомневался, Михаил Юрьевич!
– Да ты не взаправду пляши, дурак! – рассмеялся Леснер. – Остановись! Я в переносном смысле сказал: «пляши»… А теперь скажи, в чем ты не сомневался?
– В вашей это… ну как ее… в этой самой… что всем известно… в вашей, если точнее выразиться… когда другие тужатся, тужатся… а вы единовременно – раз! И в десятку!
– Засранец ты все-таки, Буревич, – задумался Леснер. – При мне делает вид, что и двух слов не умеет связать. Думаешь, я не знаю, как ты трындеть умеешь? Умеешь, да еще как! А раз умеешь, то трынди… Или, может, волнуешься?
– Есть немного, – опустил голову Буревич.
– Ну, иди сюда, не волнуйся. – Леснер достал из шкафа тонкие резиновые перчатки, надел их и указал Буревичу на кресло для посетителей. – Садись!
Буревич сел. Леснер пристроился рядом и стал бренчать пальцами по его губам, иногда прихлопывая по щеке, когда подсказывало чувство ритма:
Гришка, Гришка,
Где штанишки?
П, терял, п, терял.
Мама била,
Била, била,
П, рутиком, п, рутиком!
– Эх, губы у тебя, брат, просто загляденье! Прямо не губы, а телячьи колбаски… Ну, чего отворачиваешься? Сиди смирно! И не хихикай, а то подумаю, что шестеришь… Ладно, хватит.