— Как бог даст, — бурчу неопределенно.
— Это конечно, — охотно поддерживает. — А писал вечор чего?
— Вирши про победы Петра Великого.
— Чаво? — изумился он неподдельно. Лицо перекосилось как у отведавшего лимон. — Про антихриста ентого вирши?
Э, как бы он не из раскольников оказался.
— Ты не помор?
А это к чему, невразумительно мыча, все одно вопрос риторический, пытаюсь понять.
— Разума не имеешь? Аль ничё не слышал о прежнем?
Похоже нет, да не объяснишь же, когда человек натурально взбесился. Скоро из ушей дым повалит.
— Славу аспиду Московскому писать, тьфу! — и он натурально смачно харкнул на дорогу. Хорошо еще не на меня. — Ладноть про Иоана не разумеешь, как мы Баженовы, да Вельяминовы, да Ломоносовы со други бегли с Новогорода разоренного на север. Давно то случилось, но про Петра!
Он натурально задохнулся от негодования. Я на всякий случай помалкивал, не пытаясь перебивать столь пламенное выступление. Мало ли какие претензии у мужика к монарху. В голове сидит про богоданного и как народ любил далекого, возлагая на него надежды и яростно ненавидя собственных бар, но это опять отрывки и обрывки. Неизвестно откуда и зачем. В учебниках пара строк и давно они испарились из моей памяти, вытесненные заграничными впечатлениями. И то, лет двадцать воевал, а я Нарву и Полтаву помню. Не могло не быть еще нечто.
Одно я знаю твердо: власти никто, ни при каком строе и в любые времена особо не любят, а про Петра что-то я такое слышал, про уменьшение населения во время его правления. В газете или интернете попадалось. Ничего удивительного. Войны, налоги, от которых любой нормальный человек смажет пятки куда подальше. Кажется на Алтае именно тогда первые русские появились. На пустом месте, да свободно, без помещиков и фискалов.
Ну и прочие радости вроде гуляющих по окрестностям армий, не стесняющихся отобрать последнее и реквизиций. Колокола поснимали с церквей и так они и лежали. Пушки так и не отлили. Состав бронзы другой. Добавки требуются. Нафига забирать, не в курсе что ли? Так объяснил бы кто. Очень похоже тот еще самодур был. Слова поперек боялись вякнуть. На плаху в момент. Одно слово — царь-батюшка.
— Он же, — дальше прозвучал непереводимый морской фольклор с вкраплениями иностранных слов, — растоптал наши права, даденые издревле и превратил нас из свободных людей в государственных крестьян. Хорошо еще сдох своевременно, а то бы еще какую подлость удумал. На помещичьих то указ вышел, их теперь и без земли продать не грех. И к заводу прикрепить навечно. Хоть в карты проигрывай, не возбраняется!