– Друг мой, я все-таки хотел бы знать, мальчик вы или девочка. Вы серьезно предполагаете, что я возьму вас в экономки? – спросил мистер Питер Хоуп, грея спину у камина.
– Я отлично гожусь для вас. Вы мне дадите постель и харчи и – ну, скажем, шесть пенсов в неделю. А ворчать я буду меньше их всех.
– Полноте, не смешите.
– Вы не хотите меня испытать?
– Конечно, нет! Вы с ума сошли.
– Ну что ж, – ваше дело. – Грязная рука потянулась к столу, взяла меню из трактира Хэммонда и приступила к операции, необходимой для того, чтобы снова спрятать его в надежное место.
– Вот вам шиллинг, – сказал мистер Хоуп.
– Нет уж, не надо, а все-таки спасибо.
– Вздор, берите, – сказал мистер Питер Хоуп.
– Нет, лучше не надо. В таких делах никогда не знаешь, что из этого может получиться.
– Как хотите, – сказал мистер Питер Хоуп, кладя монету обратно в карман.
Фигура двинулась к двери.
– Погодите минутку, – раздраженно сказал Питер Хоуп. Фигура остановилась, уже держась за ручку двери.
– Вы вернетесь обратно в трактир?
– Нет. Там кончено. Меня взяли только на две недели, пока одна из девушек хворала. А нынче утром она пришла.
– Кто ваши родные?
На лице Томми выразилось удивление.
– Вы это про что?
– Ну, с кем вы живете?
– Ни с кем.
– Так за вами некому смотреть? Некому заботиться о вас?
– Что я – младенец, что ли, чтобы обо мне заботиться?
– Куда же вы теперь пойдете?
– Куда пойду? На улицу.
Раздражение Питера Хоупа росло.
– Я хочу сказать: где вы будете ночевать? Есть у вас деньги на квартиру?
– Да, немножко есть. Но на квартиру мне неохота идти – не очень-то там приятная компания. Переночую на улице, только и всего. Дождя сегодня нет.
Элизабет издала пронзительный вопль.
– И поделом тебе! – свирепо крикнул на нее Питер Хоуп. – Как же на тебя не наступить, когда ты вечно суешься под ноги. Сто раз тебе говорил!..
Правду сказать, Питер злился сам на себя. Без всякой к тому причины, память упорно рисовала ему Илфордское кладбище, где в забытом уголке спала вечным сном маленькая хрупкая женщина, чьи легкие не приспособлены были вдыхать лондонские туманы, и рядом с нею – еще более хрупкий, маленький экземпляр человеческой породы, окрещенный в честь единственного сравнительно богатого родственника Томасом – имя самое заурядное, как не раз говорил себе Питер. Во имя здравого смысла, что общего мог иметь давным-давно умерший и похороненный Томми Хоуп с этой непонятной историей? Все это чистейшие сантименты, а сантименты мистер Хоуп презирал всей душой: не он ли написал бесчисленное множество статей, доказывая пагубное влияние сентиментальности на наше поколение? Не он ли всегда осуждал ее, где бы она ему ни встречалась: на сцене или в романе? И все же порой в его уме рождалось подозрение, что, несмотря ни на что, сам он в сущности порядком сентиментален. И каждый раз это приводило его в бешенство.