Да, умеет мстить Венеция!
«И почему чума вас всех не сожрала, проклятые венецианцы?!»
Джованни Санудо вновь ухмыльнулся. Он проклинал тех, кем в сущности был сам. Как не крути, и как ни мудрствуй, но он сам был венецианцем, как его отец, дед и великий предок Марко Санудо, который сто пятьдесят лет назад отнял у ромеев[1] Кикладские острова в самом сердце Греческого моря[2] и провозгласил себя герцогом Наксосским.
Герцог попытался удобно устроиться в кресле, но сегодня даже мягкое сиденье не радовало его. Роскошное кресло, превосходной венецианской работы раздражало его тело. Как и великолепный бокал из превосходного венецианского стекла. Удивительного стекла. Сказочного стекла со многими удивительными свойствами. Поговаривали даже о том, что если в бокал из такого стекла капнуть яда, он рассыплется на мелкие кусочки.
О, как желал Джованни Санудо, чтобы на его островах изготовлялось это стеклянное великолепие. Это была его страстная мечта. Тогда бы он стал баснословно богат. И счастлив! Тогда можно было бы оставить множество суетливых и опасных дел, которые, впрочем, сделали герцога наксосского богатым человеком. Но не настолько богатым, чтобы быть счастливым.
Но Венеция умела хранить свои тайны и секреты. Никто из тех, кто не был назначен к тому сенатом Венеции, не смел ступить на остров Мурано под страхом немедленно казни. Только на этом острове (одном из более ста островов, на которых располагалась сама Венеция) в день и в ночи пылали печи стекольщиков, и совершалось чудо рождения стекла и зеркал. Но Джованни Санудо найдет способ проникнуть на охраняемый как зеницу ока остров и похитит его тайны. Он был уверен в этом…
Впрочем… Еще в полдень он был уверен в том, что ныне пылающая «Афродита» отплывет на зоре рядом с его флагманской галерой. Отплывет, нагруженная оружием, припасами, воинами и золотом, с тем, что с готовностью предоставит герцогу Венеция.
«Афродита» пылала. Пылали сердце и мозг Джованни Санудо. Он с жадностью припал к бокалу с вином, желая осушить его до дна. Но этому не суждено было случиться.
Приглушенный удар в напряженной тишине остановил руку герцогу.
«Это на носу. Что-то ударило в нос моей галеры. О, Господи, что это?! – вскочил на ноги Джованни Санудо. – Может это Венеция решила добить меня. Она решила утопить мою гордость, мою любовь, мою «Викторию[3]»!
– Огня, огня! – раздались голоса с боевой площадки на носу галеры.
«Проклятые венецианцы! Как они смеют командовать на моем флагмане? Здесь только я имею на то право!»
Джованни Санудо с трудом оторвался от кресла, и, шатаясь, бросился по куршее